Истинная на сдачу, дракон в комплекте - Ника Калиновская

последние задания на завтра, я больше не могла усидеть ни минуты. Быстро поднялась наверх и направилась в комнату Кристиана. Мужчина всё так же лежал в неподвижном сне, и хотя его дыхание было ровным, а перевязки уже выглядели значительно чище, чем вчера, сердце моё сжималось от тревоги. Он должен был хотя бы на миг открыть глаза, сказать хоть слово, но всё оставалось по-прежнему — молчание и сон.

Орлин встретил меня у двери и тихо сообщил, что лекарства действуют, раны заживают, но Его Светлость почему-то не просыпается. В голосе старика прозвучала неуверенность, которую он тщетно пытался скрыть, и от этого тревога во мне лишь усилилась.

— Идите отдыхать, — мягко, но настойчиво сказала я, положив ладонь ему на плечо. — Этой ночью я сама прослежу за ним. Вам нужно силы беречь, без вас мы завтра не справимся.

Старик хотел возразить, но, увидев моё упрямое выражение лица, лишь тяжело вздохнул и покорно кивнул. Пожелав мне спокойной ночи, он ушёл, оставив нас вдвоём.

Я же сняла платье, переоделась в простую ночную рубашку и осторожно забралась под одеяло рядом с Кристианом. Подложила под голову его руку, будто желая почувствовать живое тепло, и легонько положила ладонь ему на грудь. Сердце билось, медленно и уверенно, словно вселяя надежду. Я закрыла глаза, прислушиваясь к этому ритму, и тихо прошептала:

— Просыпайся, Крис… я жду.

Тишина в ответ казалась тяжёлой, но я всё равно не убирала руку, будто могла удержать его здесь, рядом со мной, просто своим прикосновением.

Ночь прошла словно в тумане. Я лежала рядом с Кристианом, то прижимаясь к его плечу, то поднималась, чтобы проверить повязки. Иногда тихо говорила с ним, словно мужчина мог меня слышать — рассказывала о том, как прошёл день, о женщинах, которые так стараются, о нашем доме, в котором кипела работа. Шептала о том, что жду его пробуждения и что без него всё это кажется каким-то хрупким и ненастоящим.

На миг веки тяжело смыкались, и я проваливалась в короткий сон, но малейший стон или даже едва заметное движение рядом будили меня. Тогда я снова бралась за дело: меняла влажные повязки, капала на раны лекарство, подправляла простыни. И снова садилась рядом, убаюкивая себя мерным дыханием Кристиана, словно в такт его сердцу.

К утру я уже не чувствовала усталости так остро — скорее, пришло какое-то странное спокойствие. Я понимала: теперь этот дом зависел от меня. Нужно было держать всех и всё в руках, чтобы герцог, когда откроет глаза, увидел порядок, а не хаос.

Перед тем как спуститься к мастерицам, я наведалась во двор. Пернатое воинство встретило меня шумным клекотом и жадным гоготом — видно, давно ждали завтрака. Я накормила их, проверила гнёзда и пообещала не забывать о наших питомцах, даже если дел будет невпроворот.

Драконёнок же, сидевший в дровнике, явно дулся на весь мир. Как только я вошла, он вскинул голову и протяжно заурчал, будто жалуясь на своё заключение. Я присела рядом, положив ладонь на его мордочку и тихо прошептала:

— Потерпи, малыш. Я знаю, тебе тяжело сидеть взаперти, но иначе никак. Как только всё уладится, мы что-нибудь придумаем. — Он шумно фыркнул, стукнув хвостом по полу, но всё же ткнулся лбом мне в плечо, словно соглашаясь. — Вот и договорились, — улыбнулась и направилась обратно в дом, где меня уже ждала новая работа и новый день.

С утра я решила не давать себе времени на лишние мысли. В нашей рабочей комнате уже гулко звучали голоса женщин, каждая занялась своим делом. Новенькие мастерили уверенно, словно всегда здесь работали, а старые мои помощницы охотно подсказывали им, как и что лучше делать. Я обошла всех, отметила, кто аккуратнее шьёт, кто быстрее набивает, а кому лучше доверить подготовку тканей.

— Александра, посмотрите, я придумала вот такой стежок, — робко подошла Анета, показывая вышивку с мелкими завитками.

— Замечательно, — похвалила я, склонившись над её работой. — Такой узор точно понравится маркизе. Оставь, потом вместе подумаем, куда лучше пустить.

Я переходила от однойработницы к другой, поправляла, где ткань тянулась, где шов уходил в сторону. Женщины спорили, смеялись, подшучивали друг над другом, и я вдруг ощутила: у нас получается настоящая команда.

К обеду в усадьбу прибыл воз из поселения. Мужчины сгружали мешки с пухом и пером, и всё это добро нужно было оплатить. Я тут же вспомнила, что свои последние серебряные монеты я отдала в конторе Градского. И от этого воспоминания неприятно кольнуло в груди — тот разговор оставил горечь. Но что поделать, товар ждать не мог.

Я поднялась к Кристиану. Он всё так же лежал без сознания, но дыхание стало глубже, а цвет кожи понемногу возвращался к жизни. Я села на край кровати, коснулась его ладони и тихо попросила прощения, будто он мог услышать:

— Прости, Крис, но я возьму у тебя из кошеля. Обещаю — это на дело, не на пустяки.

Порывшись в его сумке, я нашла несколько медяков и аккуратно спрятала пустой мешочек обратно. Вернувшись во двор, оплатила пух, а остаток монет оставила на хозяйственные нужды.

Женщины с энтузиазмом набросились на новые материалы, и работа зашумела с новой силой. Пух летел в стороны, подушки пухли прямо на глазах, а Ганна радостно ворчала, что с таким количеством сырья мы можем наполнить целый дом.

Три следующих дня слились для меня в одно длинное, вязкое полотно, где солнце и луна лишь менялись местами, а я будто и не жила — существовала во сне наяву. Днём я трудилась вместе с женщинами, не позволяя себе ни на минуту замедлиться. Мы шили, наполняли, вышивали, и число готовых подушек росло с каждым часом так быстро, что казалось, они множатся сами по себе. Смех, переговоры, шелест ткани и мягкий хруст пуха заполнили комнату, и это было единственным звуком, который позволял мне не сойти с ума от тревоги.

А ночью — ночью я снова оказывалась рядом с Кристианом. Садилась на край его постели, брала его руку в ладони, говорила с мужчиной, словно он мог услышать каждое моё слово. Я рассказывала о том, как продвигается работа, как справляются женщины, как растут наши подушки, будто это могло удержать его здесь, в этом мире. Иногда я просто молчала, прислушиваясь к его дыханию и уговаривая себя, что оно стало ровнее, глубже и спокойнее.

На вторые сутки жар ушёл, и это было облегчением, но Кристиан всё равно не просыпался. Орлин, нахмурившись, не раз проверял его,