Шаг третий. Ключи и калитки - Антон Витальевич Демченко

здешние жители получили возможность развиться выше невольно возведённого предела.

— Вах, красиво сказал, — аж цокнув языком, произнёс Старицкий с горским акцентом и… хитро прищурившись, растянул губы в широкой ухмылке. — Вот только что если это всё одна большая ложь, а?

— Числобог не Переплут. Он не лжёт, — вздохнул я. — Знание может быть или его может не быть. Но знание не может быть ложным. Эта формула — выдумка, домысел заумствующих болтонавтов.

— Ерофей, ты… — князь осёкся, с удивлениям глядя на меня. — Ты что, решил идти, что ли?

— Да, — кивнул я, поднимаясь с кресла и, стараясь не встречаться взглядами ни с князем ни с волхвом… ни со всеми забытыми Яговичами, двинулся к лестнице ведущей на второй этаж моих «владений». Уверенности, которую я старательно демонстрировал собеседникам, во мне не было вообще. Ни капли.

Зато было огромное желание поставить точку в этом затянувшемся приключении, как оказалось, начавшемся вовсе не с амбиций одного ушлого последователя Переплута, а с ошибки слишком много возомнивших о себе людей, заигравшихся в богов. И ведь они, по ходу, даже не поняли, где именно на самом деле ошиблись, раз, даже оказавшись в ином мире, с энтузиазмом пошли в атаку на те же грабли… Нет, положительно, таких лучше держать подальше. Хотят уйти? Вот и поможем. И пусть идут, идут, идут… далеко и надолго.

[1] Кепка-«лаптёжка» — головной убор, часть спортивной формы игроков в лапту, в своё время ставший весьма популярным аксессуаром у болельщиков игры, а после перекочевавший в молодёжную моду. Аналог известной нам бейсболки.

[2] Сюркоманд (искаж. франц.) — сленговое выражение, означающее индивидуальный проект на основе стандартной модели какого-либо транспортного средства. (Аналог известного нам термина «кастом»).

Эпилог

Перенять у Баюна его собственное умение скользить меж мирами, мне не удалось. Зато, всего за одну ночь я сумел разобраться в ощущениях и действиях, что совершал двухвостый для ухода за Кромку, и тут же на меня ворохом просыпались знания, вложенные в голову Мораной, и пролежавшие там неопрятной кучей, к которой до того я даже не знал как подступиться. А здесь… словно пазл сложился.

Шаг… вперёд? Нет, вглубь, сквозь материю и пространство… мгновение абсолютной оглушающей тишины и темноты, и вот я уже стою на краю какой-то смутно знакомой полянки. Ощущение, будто бывал уже здесь, лет десять назад, но… на самом деле, всего-то месяц прошёл. По меркам здешнего мира. Шелестит под ногами осенняя палая листва, да похрустывает ломко заиндевевшая, ещё не отошедшая от ночного заморозка трава. А возведённый недавно Светой шатёр из покрытых золотыми и багряными листьями веток, похож на пылающий костёр… Место нашей последней стоянки в этом мире. М-да, а я-то думал, что после исчезновения мороков, так отчаянно искавшие нас стрельцы развалят здесь всё, разнесут по веточкам-былинкам. Ан нет, смотри… стоит шалашик. И ключ бьёт за поредевшей загородкой душевой.

— Ты пришёл, — ровный, холодный и высокий голос, раздавшийся из-за спины, заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, вижу босоногую черноволосую девчонку в лёгкой белоснежной рубахе, подпоясанной чёрным кожаным пояском. Чёрная же обережная вышивка на широких рукавах и косом вороте, белоснежная кожа и яркие невозможно синие глаза, глядящие куда-то сквозь меня. Красивая. Девчонка улыбается полными алыми губами… — Благодарю.

— …

— Марой зови, — улыбка становится лукавой.

— …

— Да, читаю, — легко кивает она и, склонив голову к плечу, тянет: — а что, нельзя?

— …

— Кто сказал? — неподдельно удивляется девчонка и заливисто хохочет. Вот только смех её… холодный, резкий. Словно ледяной дождь в лицо в самый разгар лета. Вздрагиваю.

— Извини, отвыкла, — резко оборвав смех, говорит она и, внезапно оказавшись в двух шагах от меня, смотрит серьёзно-серьёзно, будто что-то выглядывает, ищет в моих глазах. Нашла? — Нашла. Ты хороший. Числобог обещал, что мы не вернёмся. Он не мог обмануть… но мы могли.

— …

— Нет, уже не обманем. Я обещаю, — девчонка касается моей щеки узкой ладошкой и… кожа под её рукой покрывается инеем. Черноволосая, вздёрнув курносый носик, вытирает тыльной стороной ладони уже обернувшийся водой, растаявший иней и, одним быстрым, стремительно-неуловимым движением языка слизнув влагу со своих пальцев, кивает. После чего, обернувшись вполоборота куда-то к лесу, озорно улыбается: — И прослежу, да.

С громким карканьем, над лесом взмывает огромная воронья стая и, закрыв на миг небо чёрной тенью, исчезает за деревьями. Проводив взглядом удаляющихся птиц, девчонка вновь поворачивается ко мне.

— Ты же меня проводишь? — кивает мне за спину. Оглядываюсь и вижу… трещину в мире. Уж не знаю, как это правильнее назвать. Просто трещина. Широкая такая, чёрными ломаными «змейками» разбегающаяся в стороны. А в её глубине — космос. Чёрный, холодный… но если присмотреться, чуть-чуть подождать, привыкнуть к набегающей, наваливающейся тьме, то в ней можно увидеть искры. Звёзды? Миры?…

— Идём, — мои связки натужно хрипят, словно я не говорил столетия. Ноги нехотя делают шаг, другой… а рядом, вприпрыжку, напевая какой-то странно знакомый мотив пританцовывает босоногая черноволосая девчонка с неизъяснимо синими глазами, маленьким, задорно вздёрнутым курносым носиком и алыми губами. Миг… узкая ладошка выскальзывает из моей руки и девчонка, мазнув меня губами по щеке, шагает в чёрный пролом. Ещё один и…

— Позвольте, юноша, — возникший рядом высокий, нескладный и худой, наряженный в простую льняную пару седой старик с костистым лицом аскета, цаплей шагает в черноту.

— Посторонись! — с гиканьем и свистом пролетает мимо меня рослый детина в сияющих, будто отполированных до зеркального блеска доспехах. Следом, подмигнув мне на ходу, проскальзывает, будто не касаясь ногами земли, субтильный юнец с хитрющими глазами. Его нагоняет, величаво ступающая женщина… статная, неуловимо похожая чертами на все когда-то дорогие и памятные женские лица. Отвесив задержавшемуся у пролома хитровану подзатыльник, от которого тот буквально проваливается в черноту, она ласково улыбается и, исчезает за завесой. Следующие идут вдвоём, одинаковые как близнецы, и разные как день и ночь. Потом ещё, и ещё. Идущих становится всё больше. Разных, непохожих…. С гомоном, хохотом и весёлыми визгами-писками, катится целая толпа. Мелькают лица, лица, лица…

И тишина. Оглядываюсь. Поляна пуста, будто и не было на ней никого.