Ложная девятка 8 (СИ) - Риддер Аристарх

Что, если я сыграю плохо? Что, если подведу команду? Что, если из-за меня мы проиграем?

Это последний большой матч перед моими болельщиками. Последний шанс выиграть что-то действительно великое с «Торпедо». И я боюсь облажаться.

Часы тикают. Времени мало. И я разваливаюсь на части.

20 апреля. До матча оставалось чуть больше двух суток. После вечерней тренировки Стрельцов вызвал меня к себе в кабинет.

— Присаживайся, — сказал он, кивнув на стул напротив стола.

Я сел. Эдуард Анатольевич налил два стакана чая, придвинул один мне.

— Как дела? — спросил он.

— Нормально, — ответил я автоматически.

Стрельцов посмотрел на меня внимательно. Долго молчал. Потом вздохнул.

— Слава, я тренирую достаточно давно. И вижу, когда у футболиста что-то не так. У тебя что-то не так. Что случилось?

Я хотел соврать. Сказать, что всё отлично, что я в порядке, что готов рвать и метать. Но не смог. Слова застряли в горле.

— Боюсь, — наконец выдавил я. — Боюсь облажаться.

Стрельцов кивнул. Не удивлённо, а скорее понимающе.

— Расскажи.

И я рассказал. Про то, как накручиваю себя. Про то, как боюсь подвести команду. Про то, что это последний большой матч перед своими болельщиками, и я отчаянно не хочу уходить проигравшим. Про то, что «Торпедо» стало моей второй семьёй, и предать её сейчас — непереносимо.

Говорил минут пятнадцать, не останавливаясь. Стрельцов слушал, не перебивая. Иногда кивал. Иногда делал глоток чая.

Когда я закончил, в кабинете повисла тишина.

— Понимаю, — наконец сказал Эдуард Анатольевич. — Я через это проходил.

Я посмотрел на него удивлённо.

— Вы?

Стрельцов усмехнулся.

— Да. Я. Думаешь, я не боялся? Не накручивал себя?

Он откинулся на спинку стула, посмотрел куда-то в сторону. В прошлое.

— Ты знаешь что я в своё время оказался без футбола. Надолго. Очень надолго. И это было… страшно. Я подумал тогда, что подвёл всех, не только себя свою семью и друзей, А вообще всех. Многотысячную армию болельщиков «Торпедо». Многомиллионную сборной Советского Союза. Я подвёл их, и они имели полное право ненавидеть меня.

Эдуард Анатольевич замолчал. Я не решался что-то сказать.

— Это грызло меня, — продолжил он тихо. — Каждый день. Каждую ночь. Я просыпался и думал: вот оно, моя жизнь кончена. Футбол кончен. Всё, что я любил, всё, ради чего жил — кончено. И это была моя вина.

Он посмотрел на меня.

— Но знаешь что? Я прошёл через это. Выдержал. Вернулся. И теперь сижу здесь, разговариваю с тобой. С капитаном «Торпедо», чемпионом мира, одним из лучших футболистов планеты.

Стрельцов налил ещё чаю.

— Ты боишься подвести команду. Это нормально. Это значит, что тебе не всё равно. Но знаешь, в чём твоя ошибка?

Я покачал головой.

— Ты думаешь, что всё зависит только от тебя. Что если ты сыграешь плохо, мы проиграем. Но это не так. У нас команда. Одиннадцать человек на поле. Плюс запасные. Плюс тренерский штаб. Мы все вместе. И если ты вдруг споткнёшься, мы тебя подхватим. Так же, как ты подхватывал нас десятки раз.

Эдуард Анатольевич сделал паузу.

— Ты не один, Слав. Ты никогда не был один в этой команде. И сейчас ты тоже не один. Помни об этом.

Мы говорили ещё долго. Стрельцов рассказывал о своей жизни, о том, через что прошёл, как справлялся. Он не был гением-мотиватором, который может словом зажечь сердца своих футболистов. Его мотивирующие речи я бы оценил на твёрдую четвёрку. Иногда у него получались настоящие пятёрки, но назвать его прям гением я бы не стал.

Его сильные стороны — это комбинация всех необходимых тренеру навыков, а не что-то одно.

Но сейчас разговор со Стрельцовым именно за жизнь, а не про футбол, мне очень помог. И, конечно, кощунственно так говорить, но основой того, что меня успокоило и помогло прочистить голову, был спокойный, может быть, чуть монотонный рассказ Стрельцова о том, как он в своё время оказался без футбола. Как он, с его точки зрения, подвёл болельщиков. Что, оказавшись вне футбола на очень долгое время, он испытывал душевные страдания — это грызло его, но при этом он сумел через это всё пройти.

Разговор закончился ближе к полуночи.

— Спасибо, Эдуард Анатольевич, — сказал я, вставая.

— Не за что, — ответил Стрельцов. — Иди спать. Завтра новый день.

Я вышел из кабинета и вернулся в свою комнату.

Честно сказать, я ещё часа три не мог уснуть. Ворочался в кровати. Заваров даже пару раз послал меня по матушке из-за этого. Но мысли были уже другими. Не паническими, не тревожными. Просто… размышлениями.

О том, что сказал Стрельцов. О том, что я не один. О том, что у нас команда.

Я не знаю, в какой момент уснул. Но когда проснулся на следующее утро — 21 апреля, за день до матча — я был не выспавшимся, но спокойным.

А в данной ситуации спокойствие для меня значило собранность и концентрацию.

22 апреля. День матча.

Проснулся рано, хотя будильник не ставил. Организм сам разбудил меня в семь утра. Лёгкая разминка на базе. Завтрак. Собрание с тренерским штабом.

Стрельцов был спокоен, как всегда.

— Ведём 4:2, — сказал он. — Нам достаточно не проиграть с разницей больше двух мячей. Но мы не будем обороняться. Мы будем играть в свой футбол. Мы — «Торпедо». Мы атакуем.

Эдуард Анатольевич посмотрел на каждого из нас.

— Сегодня на трибунах будут сто тысяч человек. Ваших болельщиков. Людей, которые верят в вас. Покажите им, почему вы — лучшие.

Мы кивали. Слова были не нужны. Мы всё понимали.

Днём я попытался отдохнуть. Полежал, посмотрел телевизор. Позвонил Кате.

— Как ты? — спросила она.

— Нормально, — ответил я. — Волнуюсь, конечно.

— Всё будет хорошо, — сказала Катя. — Вы выиграете. Я верю.

— Спасибо, — улыбнулся я.

— Я буду на трибуне, — добавила она. — С Олей. Будем болеть за вас.

— Увидимся после матча, — пообещал я.

— Увидимся. Люблю тебя.

— Я тебя тоже.

Положил трубку. Катя будет на трибуне. Моя жена. Мать моего будущего ребёнка. Она верит в меня. Они все верят.

Мы не можем их подвести.

До мачта полчаса, мы и порту уже на поле

Смотрю на зрителей и вижу, что свободных мест на трибунах нет вообще. Ни одного. Стадион заполнен до отказа. Люди стоят в проходах, сидят на ступенях, висят на ограждениях.

Сто тысяч человек.

«Лужники» — не самый удобный стадион для футбола. Трибуны далеко от поля. Беговая дорожка отделяет зрителей от газона. Атмосфера обычно не такая плотная, как на других стадионах.

Но сегодня это было неважно.

Сегодня «Лужники» превратились в гремящий котёл. В кипящий вулкан. В эпицентр страсти, эмоций, веры.

Сто тысяч человек. Сто тысяч голосов. Один порыв.

«Тор-пе-до! Тор-пе-до! Тор-пе-до!»

Когда мы вышли на поле, трибуны взорвались. Рёв усилился в десять раз. Барабаны загрохотали так, что земля задрожала под ногами. Десятки тысяч чёрно-белых шарфов взметнулись вверх.

Флаги. Огромные флаги «Торпедо» развевались на трибунах. Транспаранты. «Торпедо — чемпион!», «Вперёд, автозаводцы!», «Москва с вами!».

И красные советские знамёна. Море красного, перемежающееся чёрно-белым. Три цвета — чёрный, белый, красный. Цвета «Торпедо» и цвета СССР.

Я остановился посреди поля, оглядел трибуны. Сто тысяч человек смотрели на нас. Ждали от нас. Верили в нас.

Кровь забурлила в венах. Волосы встали дыбом. Всё тело наэлектризовалось.

Это наши люди. Это наш стадион. Это наш матч.

Последние приготовления перед мачтем. Соперник уже на поле. Португальцы выглядели напряжёнными. Они оглядывались на трибуны, переговаривались между собой. Атмосфера давила на них.

А мы чувствовали себя как дома. Потому что это и был наш дом.

Без пятнадцати шесть мы вернулись в раздевалку. Последние приготовления. Стрельцов собрал нас в круг.