Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин

Обновлению кухни быть – мое нехитрое, предельно циничное вранье было принято служителями Господа за чистую монету, и параллельно жгучему стыду за собственную греховность в голове возникла мысль о том, насколько мощно смог бы в этом времени «подняться» мошенник уровня Остапа Бендера. Слава Богу, я так низко не пал, и за свои привилегии отплачу ощутимым приростом уровня жизни как минимум в отдельно взятом монастыре, а как максимум – на всей Святой Руси.

- Ты погоди каяться, Гелий, - келарь ласково принялся «разводить» меня на «семейную тайну аж из самого Царьграда». – Давай вместе разобраться попробуем.

- Здесь не разбираться надо, - продолжил я изображать величайшее недовольство своей «оплошностью». – А забыть навсегда. Прошу вас, батюшки, дед с отцом с меня на том свете шкуру сдерут!

- Да погоди ты, - еще душевнее попросил келарь, приобняв меня за плечи и дыша мне прямо в лицо страшной вонью, к которой, к счастью, я привык, а потому стоически терпел. – Отец твой, царствие ему небесное, - перекрестились. – На Русь зачем ехал?

- На Государевой кухне работать, - «уныло» повесив голову, буркнул я.

- Во-о-от! – удовлетворенно кивнул Николай, важно подняв палец в воздух. – А работать настолько уважаемый человек как твой отец мог только главным поваром. Так, Михаил? – попросил подтверждения у повара.

Ловко оперирует базовыми манипуляциями средневековый русич, аж гордость за предков берет!

- Так, - конечно же подтвердил тот.

- И неужто отец твой не стал бы ничего менять в ее работе? – спросил батюшка келарь.

В принципе, уже можно соглашаться и идти уже работать, предварительно повесив на сундук лежащий в суме (карманов здесь не существует, все ходят с мешочками на поясе) замок, но для закрепления эффекта лучше еще немного «поуговариваться»

- Не знаю, батюшка, - вздохнул я. – О том мы с ним не толковали.

- Вот теперь видно, что ты молод еще очень, - хлопнул меня ладонью по спине келарь. – Хорошо себя держишь, крепко, но теперича видим, что по отцу ты безмерно тоскуешь и пропасть один в чужих краях боишься.

Я «вздрогнул», как бы убеждая батюшку в его неверных, но выгодных мне суждениях на мой счет.

- Не боись, мы тебя в обиду не дадим. Так, Михаил?

- Так.

- Спасибо, батюшка келарь, - понуро кивнул я.

- Помнишь, что в письме-то сказано? – вернулся Николай к основной теме. – Я подскажу – следует, мол, повар уважаемый, на Двор Государя всея Руси дабы «преумножить ее известную всему миру славу». Сиречь – как раз-таки секретом поделиться на радость Государю.

Процитировал письмо келарь почти дословно.

- Так, - подтвердил я и отстранился от Николая, возмущенно на него посмотрев. – Но это что получается? Что отец мой, царствие ему небесное, - перекрестились. – Клятву деду данную нарушить собирался?!

- Молод ты, Гелий, - снова повторил келарь. – Горяч. А ты не горячись, давай лучше вместе покумекаем. Ты вот как думаешь, Михаил? – применил ту же манипуляцию в новом качестве.

- Я думаю, что клятву твой отец, царствие ему небесное, - перекрестились. – Давал в далекой юности, а когда подрос, дед другую с него стребовал, не такую суровую.

- Не стал бы отец твой, царствие ему небесное, - перекрестились благодаря келарю. – Поперек клятвы деду данной на Русь ехать. Поваров, чай, на Оттоманщине много, нашли бы кого послать.

- Не стал бы, - неуверенным тоном «клюнул» я.

- Давай вместе подумаем, - подсел поближе келарь и принялся «гипнотизировать» меня активной жестикуляцией рук. – Ты вот молод, а ребетня, ты за правду меня прости, язык за зубами держать умеет плохо. Вот и нужно их стращать, пужать, да клятвы брать строгие, чтоб не проболтались. Ты вот, Гелий, уже почти отрочество перерос, а все одно чуть не проболтался.

- Так, - низко склонил я «виноватую» голову.

- Ты себя не кори, - ласково попросил Николай. – Приложило тебя судьбиной так, что и врагу не пожелаешь. Ты себя наоборот, по делам суди: не опустил рук-то, нюни не развесил, в людей и Господа веры не растерял, как иной на твоем месте. Просто молод ты еще.

НЛПшник долбаный – он же не из-за отсутствия фантазии повторяет это свое «молод», он целенаправленно прививает мне эту «истину» прямо в мозг! Но до чего же приятно испытывать гордость за таких хитрожопых предков!

- Молод, батюшка, - признал я, склонив голову еще ниже.

- Вот отец твой потому с тебя строгую клятву и взял, - озвучил вывод келарь. – И сам такую ж в малые годы деду давал. Секрет такой, - он указал на землю. – Простым людям доверять нельзя – испортят, бед натворят, потому как замысла понять в силу скудоумия природного не смогут. А вот Государева или монастырская кухня – это ж совсем другое дело! Вера у нас, Гелий, одна, и Церковь одна. Кухней твоею, ежели справно работать станет, мы со всей Церковью поделимся, и станет секрет твой родовой в самое основание ее блеска и благолепия. А там и Государеву кухню поможем в такой же вид привести. Считай – дело отца своего сам продолжишь. Тебя, прости уж за правду, к Государевому Двору и не подпустят, а служителей Господа, да еще и благую новизну несущих, запросто. Плохо ли? Не богоугодно ли?

Эх, да мне бы в прошлой жизни хоть пару таких «переговорщиков» в штат, я бы сам договариваться вообще бы не ездил! Зачем, если батюшка келарь с этакими талантами есть?

- Как будто хорошо, батюшка, - признал я.

- Ну вот! – одобрительно похлопал он меня по плечу.

- Складно выходит, батюшка, да только клятвы-то отец с меня не снимал, - продолжил я набивать цену «фамильному секрету».

- Но ведь снял бы однажды, - мягко заверил Николай. – Понимаю страх твой, Гелий. Ты не переживай – ежели… - он пожевал губами и исправился. – …Когда кухня твоя себя покажет, мы к Его Высокопреподобию пойдем. Он с тебя грех твой надуманный снимет, ты в этом не сомневайся.

- Не буду, батюшка келарь, - со слабой улыбкой пережившего тяжелую внутреннюю борьбу юноши пообещал я.

- Вот и славно, - одобрил он и поднялся на ноги, взяв меня за руку. – Идем до кабинета моего, на бересте план напишешь – так оно надежнее будет.

Ловок