Проклятый Лекарь. Том 4 - Виктор Молотов

class="p1">Это было не простое любопытство. Это было целенаправленное наблюдение. Внимание хищника, выбравшего жертву.

Слишком пристальное внимание для первого дня работы. Он не просто знакомится с отделением. Он охотится. И, судя по всему, своей жертвой он хочет сделать меня.

— Доктор Пирогов! — его голос, ровный и обманчиво-дружелюбный, прорезал тишину ординаторской. — Можно вас на минутку?

Я медленно выпрямился, намеренно не спеша, и подошёл к нему. Костик испуганно отскочил в сторону.

— Слушаю вас, Фёдор Андреевич, — ровным тоном сказал я.

— Я тут изучал документацию отделения, — он стоял, сложив руки на груди, в классической позе доминирования. — И обнаружил любопытный факт. У вас, доктор Пирогов, на данный момент нет ни одного пациента под личным наблюдением. В клинике полно больных, ординаторы завалены работой. А вы, наша главная звезда, бездельничаете. Как это понимать?

Вот оно. Первый удар. Не в лоб, а с фланга, с использованием бюрократии и формальностей.

Он не спрашивал. Он обвинял. Это был не вопрос. Это был тест.

Проверка на прочность. Он хотел увидеть, как я буду реагировать. Буду ли я оправдываться? Злиться? Роптать? Он пытался с самого начала поставить меня на место. Показать, кто здесь новый вожак.

Наивный лис. Он думает, что зашёл в курятник. Он не понимает, что попал в клетку к волку, который просто притворялся курицей.

Тридцать процентов в Сосуде. Не изобилие, но комфортный оперативный резерв. Достаточно на несколько недель спокойной работы.

Но если проклятье, этот мой невидимый надзиратель, решит, что я отлыниваю от спасения жизней… оно может начать капризничать.

Поэтому атака Рудакова была не просто неуместной. Она была несвоевременной. Но я был в хорошей форме. И готов к диалогу с ним.

— Я всех своих пациентов вылечил, Фёдор Андреевич, — ответил я спокойно. — Включая дочь графа Ливенталя, если эта фамилия вам о чём-то говорит.

Я констатировал факт. И положил на стол между нами очень тяжёлое, аристократическое имя.

Теперь его ход.

Рудаков слегка поморщился. Укол достиг цели, но он был хорошим фехтовальщиком и не показал, что ранен.

— Я не видел записей об этом в больничных протоколах, — ответил он.

Бюрократический выпад. Он не мог оспорить факт, поэтому атаковал форму. Предсказуемо.

— Мои возможности и сфера деятельности простираются далеко за пределы этой клиники, — я выдержал его взгляд, не мигая. — Не всё лечение, Фёдор Андреевич, происходит в стенах больницы и фиксируется в журналах учёта. Наш главврач знает об этом. Можете спросить у него.

Я давал ему понять простую вещь: я не его ординатор. Я — независимая сила, которая по своему усмотрению пользуется ресурсами этой клиники. И он, как временный управляющий, должен с этим смириться.

— Мне не нравится такой подход, — процедил он, и в его голосе прорезалась сталь. — В моём отделении всё должно быть задокументировано. Каждый шаг. Каждый диагноз. Каждый пациент. Ясно?

— Обязательно учту ваше пожелание, — я вежливо кивнул.

Не дожидаясь ответа, я развернулся и пошёл обратно к Костику и снимкам, оставляя его стоять в дверях.

Противостояние только начинается. Я выиграл первый раунд, но это была лишь разведка боем.

Рудаков — не Морозов. Он не будет действовать грубо. Он будет плести паутину из протоколов, инструкций и докладных. И мне придётся либо научиться танцевать в этой паутине, либо просто сжечь её вместе с пауком. Хотя оба варианта мне не нравились.

— Что это с ним такое? — шёпотом спросил Костик, когда Рудаков покинул поле зрения. Он нервно оглядывался, словно боялся, что новый заведующий услышит его даже через стену. — Чего он к тебе прицепился?

Инструмент в руках Бестужева. Острый, любопытный и, судя по всему, направленный прямо на меня.

— Не обращай внимания, — ответил я. — Новое начальство всегда пытается показать, кто тут главный. Это как метка территории. Пройдёт. Давай лучше займёмся пациентом. Что там у Александра?

Костик с облегчением сменил тему.

— Вот, смотрите, — он указал дрожащим пальцем на один из снимков. — Правая височная доля, медиальные отделы.

Я наклонился над снимками. И увидел это на одном из срезов. Идеально круглое образование размером с горошину. Яркое кольцо, накопившее контрастное вещество, с ещё более яркой, почти светящейся точкой в самом центре.

— Что это, чёрт возьми? — пробормотал Костик.

Я изучал снимок.

Мне не нужно было МРТ, чтобы увидеть аномалию, но изображение подтвердило её физическую привязку. Энергетический «шум», который я видел в его ауре, исходил именно отсюда. Эта штука была не болезнью. Она была словно антенной.

Я прогнал в голове дифференциальный диагноз, скорее для проформы. Это не было похоже на классическую опухоль, глиому, — слишком правильная, чёткая форма. Не инсульт — не было характерных ишемических изменений в окружающих тканях. Не простая киста — она бы не накапливала контраст так активно.

— Похоже на абсцесс, — предположил я вслух. — Или туберкулёму. Видишь это кольцевидное накопление контраста? Типично для инкапсулированного гнойника.

— Абсцесс мозга? — Костик присвистнул. — Откуда?

— Хронический отит, синусит, даже кариозный зуб может стать источником инфекции, которая с током крови попадёт в мозг. Назначай цефтриаксон два грамма два раза в день, метронидазол пятьсот миллиграммов три раза. И добавь противотуберкулёзные препараты на всякий случай.

Я выписал стандартный протокол лечения.

Антибиотики были правильным первым шагом согласно любому учебнику в этом мире. Это покупало мне время. Это создавало документальную историю стандартной терапии, которая оправдает мои последующие, более… прямые методы.

Если они понадобятся, конечно.

Внезапно из коридора донёсся оглушительный, металлический грохот — кто-то уронил целый процедурный лоток со всем его звенящим содержимым.

Костик вздрогнул и обернулся на шум.

Я не отреагировал. Шум больницы был для меня не более чем фоном. Но в тот момент, когда его внимание было отвлечено, воздух прямо передо мной дрогнул, сгущаясь в знакомую полупрозрачную фигурку.

Материализовался Нюхль.

Он не просто жестикулировал. Его буквально трясло от тревоги.

Он отчаянно ткнул когтистой лапкой себе в грудь, затем несколько раз указал вниз, в пол. А потом принялся отчаянно перебирать всеми четырьмя лапками на одном месте, имитируя бег. И снова ткнул когтистой лапкой в сторону коридора, в сторону выхода.

Вниз. Бежать. Вниз, в подвал. В морг.

Я понял его без слов. Все мысли о странном пациенте, о Рудакове, о Ярке — всё это мгновенно ушло на второй план. Нюхль никогда не паникует без причины.

А это означало, что в моём тихом,