Пустыня - Василий Павлович Щепетнёв

если бы Чижик не поехал, эти деньги выиграл бы Петросян. Или Смыслов. У собаки кость отбираешь, та огрызается, а гроссмейстер… Кто их, гроссмейстеров, знает, что там у них в головах. Спасский уехал, Неназываемый уехал… Нет, будем ждать указаний сверху. А пока давить на сознательность. На совесть.

Но меня не трогают. Видно, работает указание по созданию Чижику условий для возвращения в страну чемпионской короны. А совесть и сознательность у меня свои. Не стоит на них давить. Не дам.

— Теперь вот что, — сказал Миколчук. — Официально об этом объявят позже, но сообщаю заранее, чтобы вы могли внести поправки в планы. Принято решение, что наша страна не будет участвовать в шахматной олимпиаде в Израиле. Вместе с другими социалистическими странами. Мы считаем, что международная шахматная федерация совершила ошибку, поручив проведение олимпиаде стране-агрессору, — и Миколчук посмотрел на нас внимательно. Ждал реакции. Не дождался. Чемпионы и глазом не моргнули. Или, может, для них эта новость вовсе не новость?

— Правительство дружеской нам Ливии задумало провести параллельную шахматную олимпиаду. Но мы в ней тоже не участвуем, не тот уровень, — продолжил Миколчук. — Обсуждается вопрос об организации крупного международного турнира в Ялте, но решения пока нет. У меня всё.

Всё, значит всё. Жаль, конечно. Хотелось увидеть исторические места. Храм Гроба Господня, Голгофу, реку Иордан… Но как-нибудь в другой раз. Не везёт мне с Олимпиадами. В семьдесят четвертом я в команду не попал, посчитали слишком молодым. Теперь вмешалась политика. Спорт вне политики, ага.

Ну и ладно.

Хотя печально.

И неправильно. Своими руками отдаём победу чужакам. Америке или Англии, или ещё кому-нибудь. Из чувства солидарности с арабскими странами. Оно, конечно, международная политика, но арабские страны… Египет уже показывает, чего она стоит, солидарность. Утром по радио передали, мне «Грюндиг» рассказал. Покажут и остальные. Со временем.

Ну, не стану я в этом году олимпийским чемпионом. Не дадут мне медаль — или что там полагается. Переживу? Переживу!

И я стал переживать. Отправился на койкудакский развал. Место в Москве, где торгуют всякими книгами. Москва велика, таких мест здесь несколько, но койкудакский развал мне рекомендовал человек знающий, опытный и авторитетный.

Да и таксист, услышав адрес, сразу предположил:

— За книгами едете?

— За ними.

— Место знатное. Но дорогое. И милиции сторонитесь, а то всякое бывает…

Бывает, бывает.

Койкудакский развал расположился в скверике. Никаких книг на виду, просто ходили люди, молодые, старые, всякие, и спрашивали, что интересует. И милиционер ходил, средних лет сержант. Походит, постоит, опять походит. Мимо меня прошел, потом снова и снова, а потом отдал честь и сказал:

— Сержант Умнов! Вы — Михаил Чижик?

— Я Михаил Чижик, да.

— Очень, очень рад вас видеть, товарищ гроссмейстер! Как вы Фишера-то! Да и сегодня в «Советском Спорте» про вас статья с фотографией! Скажите, товарищ гроссмейстер, а по какой книге лучше всего шахматам учиться? У меня сынишка в третьем классе, играть умеет, но плохо.

— В третьем классе? «Шахматы» Майзелиса — хорошая книга.

Сержант достал блокнот и записал «Шахматы», Майзелис. Потом спросил:

— А вы, товарищ гроссмейстер, что-то конкретное ищете, или просто?

— Да вот… Казанцева ищу. Того, что фантастику пишет.

Сержант подозвал одного из кружащих по скверу.

— Майзелис, «Шахматы», и Казанцев, который фантаст.

— Сейчас, — сказал кружащий и пошел к пожилому человеку, сидевшему на лавочке. Начали шептаться, а сержант стал расспрашивать, каково оно в Америке. По всякому, отвечал я. Много денег — много хорошего, мало денег — мало хорошего, нет денег — ничего хорошего. Ну, прямо как у нас, сказал сержант. Мы могли зайти на зыбкие места, но тут вернулся кружащий.

— Вот, — он протянул сержанту две крупноформатные книги. Одна, желтая, с шахматной доской — Майзелис. Другая, зелёная, с красным драконом и черными скалами — «Мир Приключений» за тысяча девятьсот шестьдесят второй год. — Казанцев там, в «Мире приключений», другого сейчас нет, — виновато сказал он.

— Годится? — спросил сержант.

— Годится, — ответил я. — Сколько с меня?

Кружащий было начал говорить, но сержант его перебил.

— Подарок это вам, товарищ гроссмейстер. Подарок.

— Конечно, подарок, — без энтузиазма подтвердил кружащий.

— Ну, спасибо.

— И, товарищ гроссмейстер… Можно написать на Майзелисе — сыну моему, Генке? Что-нибудь такое…

— Давайте, — и я написал: «Геннадий! Ты станешь тем, кем захочешь!» и подписался разборчивой подписью.

Ну, и зачем мне Америка, думал я по дороге в «Москву». Кто я американскому полицейскому? Кто мне американский полицейский? А здесь всё мило, всё по-домашнему…

Из номера я позвонил Казанцеву.

— Александр Петрович? Это Чижик. Да, из «Поиска». Я сейчас в «Москве», в городе и в гостинице. Вы не могли бы подойти, поговорить? Нет, можно, конечно, и по телефону, но…

Казанцев сказал, что будет через сорок пять минут.

И прибыл в указанный срок. При параде: старомодный, но хороший костюм, и ордена, и медали.

Я пригласил его в ресторан. Ритуал выработался: с писателями говорить в ресторане. И там, на своём уже привычном месте рядом с пальмой, за неспешной трапезой пошёл неспешный разговор.

— Нам понравился ваш роман, Александр Петрович. Безусловно понравился. Но вот в чем затруднение: у нас в этом году свободно только девять листов, остальные расписаны. А во «Внуках подземелья» двадцать один лист. По нашим правилам, мы не можем растянуть печать на два года. Поэтому либо мы будем публиковать ваш роман полностью в будущем году, по два листа в номер, либо вы сокращаете роман до формата журнального варианта, листов до восьми, и мы начинаем публикацию с седьмого номера. То есть с июльского. Решать вам.

Сразу и второе. Если вы выберете журнальный, сокращенный вариант, то сразу вопрос: а нет ли у вас для «Поиска» что-нибудь на будущий год? Рассказ, повесть, роман?

И мы стали рядиться. Сошлись на журнальном варианте и новой повести.

— Договор я вам пришлю по возвращении в Черноземск. Я в Москве проездом.

— Читали, читали, из Америки. Я слежу за шахматами. Я, знаете ли, мастер. Международный мастер, — и мы перешли к шахматам. Главнейшей задачей Казанцев считал одержание победы над Неназываемым и возвращение короны в Москву.

— Почему же непременно в Москву? — возразил я. — Ей и в Чернозёмске будет неплохо, шахматной короне.

И мы поговорили о том, где лучше жить творческому человеку, в столице, или в провинции.

Перед расставанием я, слегка покраснев (артистов учат краснеть «по заказу») я развернул «Мир приключений» и попросил у Казанцева автограф.

Распрощались мы довольные друг другом. Во всяком случае я был доволен.

Авторское отступление

Шахматный турнир тысяча девятьсот семьдесят шестого года в Лоун Пайне в реальной истории выиграл Тигран Петросян с результатом