Фрэнк Перетти - Пророк

– Она была... она была действительно замечательная. Мне будет не хватать ее.

Джойс Петрочелли, находившаяся за кадром, спросила:

– Вас многое связывало?

– Ну, в общем...

– Это не она, – сказал Карл.

– Да, не она, – сказал Джон.

Лесли нажала клавишу быстрой перемотки вперед и держала до тех пор, пока на экране не появилось другое лицо – молодой человек. Она снова перемотала пленку до следующего лица. Молодая негритянка.

– Это так печально... мы с нетерпением ждали выпускных экзаменов... Я хочу сказать, у нее впереди была вся жизнь... – Девушка начала плакать.

– Вряд ли это она, – сказала Лесли.

Джон посмотрел на Карла. Карл отрицательно покачал головой.

Быстрая перемотка. Круглолицая девушка с кудрявыми каштановыми волосами.

– Хиллари всегда была такая веселая. Она не заносилась и ничего такого, хотя и была дочерью губернатора – она просто вела себя, как все мы. Она была чудесная.

Не то. Быстрая перемотка.

Еще два юноши.

Потом снова девушка – с короткими белокурыми волосами, нервно ломающая пальцы.

– Ну... мы вместе с Хиллари пели в хоре, она замечательно пела...

Карл подался к экрану, и Джон тоже. На лице Лесли отразилось сомнение.

– Это просто ужасно, понимаете? Сегодня она с нами, а завтра ее нет. И просто не знаешь, что думать, что говорить...

– Нет, – сказала Лесли.

– Нет, – согласился Джон.

Но на этом запись кончалась. Они не нашли Подругу 911.

– Что еще? – спросил Джон.

– Еще три пленки, – сказала Лесли. – Я достала наш сюжет о Мемориальном фонде Хиллари Слэйтер и пару сюжетов, сделанных в дополнение к основному. М-м... вот этот о правильном хранении лекарств, а это сюжет Дэйва Николсона о том, как держать в порядке домашнюю аптечку.

Последние два Джон отмел решительным жестом.

– Нет, дополнительные сюжеты нам не нужны, если только в них не упоминается о Хиллари.

– Не упоминается. И еще я взяла... – она посмотрела на Джона, словно спрашивая его согласия, – запись, сделанную на митинге губернатора, с твоим отцом.

Джон внутренне напрягся и сказал:

– Хорошо, прокрути ее. Может, мы сумеем понять, о чем он говорил.

Это были знакомые кадры – до боли знакомые. Вот Лесли стоит перед камерой, а на заднем плане виден Папа, возвышающийся над толпой. Лесли явно ждет реплики, после которой она должна начать свой репортаж с места события.

– Странно, правда? – сказала Лесли. – Я еще даже ничего не говорю, а они там на студии записывают все с самого начала. Думаю, Тине Льюис нужен был этот материал – вот и весь разговор.

Как и в тот день, Джон почувствовал острое желание выругаться, разве что теперь он постарался сдержаться. Папа говорил, но они практически не слышали слов.

– Э-э... сделай чуть погромче, пожалуйста. Лесли прибавила звук, и слова Джона Баррета – старшего стали различимы.

»...Губернатор, я прошу вас, обратитесь к своему сердцу и измените свою политику, ибо если вы этого не сделаете, Господь сделает это за вас...»

Карл, зачарованный видом и голосом старика, пророчествующего с бетонной чаши, подался вперед и напряженно всматривался в экран.

Джон смотрел на Папу совершенно новыми глазами. Внезапно он осознал, насколько он солидарен с этим маленьким человеком, с этим одиноким голосом, выступающим против толпы.

«Подобно древнему царю Навуходоносору, – говорил Папа со слезами на глазах, – вы создали свой образ, призванный увлекать людей: возвышенный образ, могучий образ, великий образ – куда более великий, чем вы сами. Но прошу вас, остерегайтесь: Господь напомнит вам, что вы вовсе не этот образ».

Джон видел реакцию толпы – враждебность, ненависть. Но Папа продолжал, он просто продолжал проповедовать с пылом отчаяния.

И неудивительно, подумал Джон. В этот момент, когда толпа насмехалась и издевалась над ним, а его собственный сын стыдился его, он знал о Хиллари и знал об Энни. Он говорил от их лица – и от лица скольких еще? И сколько еще он знал такого, чего Джон, Карл и Лесли пока не обнаружили? Сколько раз желал он, чтобы кто-нибудь, кто угодно выслушал его, но никто не слушал? Вероятно, губернатор даже не видел его письма. Его собственный сын относился к его убеждениям с недоверием. Неудивительно, что Папа стоял там один-одинешенек.

Это был не сумасшедший и не религиозный фанатик. Это был убитый горем человек, которого толкнули на крайние шаги, который просто хотел поступить правильно, просто хотел быть услышанным.

– Почему бы тебе просто не заткнуться, болтун? – раздался голос из толпы. Джон напряг зрение, пытаясь рассмотреть человека, прокричавшего эти слова, но безуспешно.

– Истину должно доносить до людей, даже оглушенных вопиющей ложью, ответил Папа.

– Опять он, – послышался женский голос.

– А ну слезай с клумбы! – прокричал еще кто-то. – Тебе здесь нечего делать!

Потом толпа принялась скандировать Папе в лицо:

– Ура, Хирам! Ура, Хирам! – и Папины слова потонули в шуме и криках.

Джон смотрел, как Папа, со страдальческим выражением лица, пытался достучаться, докричаться до людей. Но рев толпы перекрывал его голос. У его ног вырос угрожающий лес кулаков.

– Довольно, – сказал Джон. – Останови здесь.

Лесли нажала клавишу «пауза». Изображение на экране застыло. Там стоял Папа, простерев руки к толпе – и его окружала толпа, разъяренное сборище людей, потрясающих кулаками, выкрикивающих проклятия с искаженными от гнева лицами. Надпись на экране могла бы гласить: «Распни его!»

Джон бессильно опустил голову, закрыл лицо ладонями. Ему нужно было собраться с силами.

Лесли сомневалась, стоит ли продолжать просмотр записи.

– Я не знаю... Возможно, это все, что есть с твоим отцом...Потом его схватят и вытащат оттуда. Не знаю, захочешь ли ты видеть...

Джон несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь справиться со своими чувствами, а потом вытер набежавшие на глаза слезы.

– Лесли... Карл... Это был не безумец... – Когда он поднял голову, они не смотрели на него.

Вероятно, они слышали Джона, но взгляды их были прикованы к экрану.

– Нет, – сказала Лесли с встревоженным лицом. – Не безумец.

– Ни в коем случае, – сказал Карл. Джон снова взглянул на экран, на одинокого пророка, ставшего предметом ненависти толпы.

– Он был прав. Все сказанное им – правда. Карл завороженно смотрел на экран, на Джона Баррета – старшего, отстаивающего свои позиции.

– Это мой дедушка. Вот какой он был! Человек... человек твердых убеждений!

Джон тоже не отрываясь смотрел на этого страдающего пожилого человека, и сердце его исполнялось тоской.

– Человек твердых убеждений, – повторил он, а потом ему в голову пришло выражение из его религиозного прошлого: – Он прочно стоял на основании веры.