Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2013 (сборник)

Я подумала об этом и содрогнулась. Ну нет, лучше уж руки на себя наложить.

Тем более что теперь я это могу.

Из-под камней тянуло холодом и сыростью. Я ещё чуток выждала, не появится ли что подозрительное, но из провала показались только Чёт и Нечет и радостно запрыгали мне навстречу. Я с облегчением вздохнула, встала, отряхнулась и двинулась вперёд.

На входе было тихо. Заклятье расплелось, распалось на слоги и строфы, как слово распадается на бессмысленные звуки: «а», «у», «ы» и тому подобное. Можно было идти без опаски. Я приободрилась, даже начала тихонько напевать «Вот это да, какой сюрприз: поймать двух крысоморов сразу…», но быстро одёрнула себя – нельзя отвлекаться!

У меня всякий раз дух захватывает от опасности, я люблю это волнение до дрожи, до головокружения, сама не знаю, почему. Ни вино, ни лакомства, ни даже г’хаш не дают такого эффекта. Может, я из-за того и стала шарить под камнями, что иначе меня ждёт одна только скука. У аристократов и простолюдинов свои, другие радости, а мне как быть? С людьми я не общаюсь, и играть мне не с кем, разве что с крысятами. А как мне зарабатывать на жизнь? Конечно, можно пойти торговать собой, как известные тётки, тут у меня конкуренток не будет (ещё бы! – единственный ребёнок на весь аллод), но сама эта мысль вызывала у меня омерзение. Ну уж нет! Могилы грабить – тоже дело преступное и опасное.

Моё существование – само по себе дело преступное и опасное. Наш аллод, как я уже упоминала, невелик, не так-то много здесь найдётся кладов и захоронений, поэтому неудивительно, что этим делом занимаюсь я одна (я, правда, слышала про каких-то чокнутых учёных из Аэсинбара, которые пытались добиться разрешения раскапывать могилы и курганы на официальном уровне, но им, похоже, отказали, или их прихлопнуло там, под камнями). Я грабила ухоженные склепы куртуазных рыцарей в Иалтаре и заброшенные горские дольмены на Перевале Мёртвых Голосов, пирамиды в пустыне Долины Царей и курганы древних ярлов на севере. Я отыскивала друидские погребальные кострища, гоблинские катакомбы, ныряла на дно Тиндерветского залива, где лежат старые Ирнакские галеры, гружённые адамантином, нефритом и амфорами с чёрным мёдом и жидким ихором. Нырять туда даже водяные не отваживаются. И то сказать, жуткое дело, особенно когда в лёгких кончается воздух, а глаза, кажется, вот-вот лопнут, и тело в панике рвётся наверх. А уж всплывать с добычей – вовсе лютый беспредел. Я даже пыталась подобраться к драконам и их сокровищам в Серых Горах, но оказалось, что там золота нет, а выяснить, что они охраняют – вообще безнадёга. Да, вот такая я дрянь, ворую у мёртвых. Но, наверное, это лучше, чем грабить живых? К тому же, как я уже сказала, меня это жутко будоражит.

Подземелья непредсказуемы, никогда не знаешь, чего от них ждать. Неугасимую лампаду, как уже сказала, я выбросила, посему пришлось запастись факелами, благо сосен рядом пруд пруди. Пламя чадило и трепетало, но в его свете вполне ясно различался земляной пол и плиты перекрытия с торчащими тут и там из многочисленных щелей белёсыми корешками. Вот ведь, подумала я, жизнь всюду пробьёт себе дорогу…

…Земля впереди слегка просела от времени, только поэтому я заметила вторую ловушку – совсем пустячную ловчую яму. Тут мне даже крысы не понадобились, я почти не глядя расплела печать и уже собиралась идти дальше, когда меня остановила одна мысль: слишком уж просто обнаружилась ловушка. И это после такого кошмара на входе! Что-то тут не так… Я достала рамочку, посмотрела сквозь неё и сразу обнаружила поблизости две «челюсти» и огнеплюй. Неплохо придумано: сразу и раздавит, и зажарит. Чем я не цыплёнок табака?

Пришлось напрячься.

Таких ям оказалось четыре: друг от дружки через два шага, через шесть и, почему-то, через семнадцать. Странно рассуждали древние. А рамочку мне продал года три назад всё тот же Ёрш Малахия, втридорога, но я купила и не пожалела. Думаю, что сделали её для зеркальца – какой смысл налагать заклятие на вышивку или миниатюру? А так заказала себе зеркальце стареющая щеголиха, чтобы забыть о годах и хоть там видеть себя молодой, потом стекло разбилось, а наследники не стали новое вставлять и рамку выбросили, не посмотрели, что на ней осталось наведённое заклятие. Ага. От зеркала. Маги называют это «индукцией». (Индукция – нравится мне это слово. Индукция! Может, я бы даже и сама так назвалась, да только «Крысинда» звучит веселее.) А рамка зашибись: посмотришь сквозь – и сразу видно, где есть магия, а где нет. Полезнейшая вещь (для того, кто понимает, конечно). Малахия, шельмец, сразу смекнул, кому она нужней всего, и придержал товар, так что я на него не в претензии: мог ведь и нюхачам загнать.

К полудню я продвинулась вперёд и вглубь шагов примерно на сто, нашла несколько занятных вещичек, разрядила пять ловушек, три не стала трогать, лишь пометила песком, трижды возвращалась пополнить запас факелов, спустилась на две лестницы и совершенно выдохлась, поэтому решила устроить привал в каком-то зале с колоннами. На этот случай у меня был припасён шахтёрский каганец, простецкий, безо всякой магии. Свету он давал чуть-чуть, да и ворвани кот наплакал, но мне должно было хватить. Гробница между тем поражала размерами. Кого же здесь похоронили? Жаль, я не знаю джунских иероглифов (а кто их знает?), а то бы выяснила. Впрочем, и без того было ясно, что строили её не для одного человека.

Я сидела, грызла сыр и финики и размышляла.

Какая всё-таки странная штука смерть! Торжественная, мрачная, величественная, пугающая и в то же время – тихая, скорбящая, невыносимо притягательная. Чёрный цвет и холод камня, тлен и разложение, самоцветы, кости, золото на полусгнивших тряпках… Пока она была итогом жизни, разделяющей чертой, её боялись. Не скажу, что после её исчезновения отношение к ней сильно изменилось, но… уважения определённо поубавилось. В то же время всем ещё памятен день, когда все мы (или почти все) лишились отцов, матерей и детей. Помимо прочего, смерть была единым и неумолимым палачом, всеобщим уравнителем, надеждой на покой и воздаяние для всех. Пред нею были все равны – богач, бедняк, наместник, хлебопашец, лавочник и жрец. В этом была некая неправильная, злая, но всё-таки справедливость, хоть какое-то утешение для страждущих. А что теперь? Боль от потери близких никогда не притупляется. Мучения болящих сделались бесконечны. А ведь даже эльфы рано или поздно уходят. Будь бессмертие уделом избранных, в этом был бы смысл, а так…

Казалось бы, теперь народ не запугаешь. Грабь, воруй, насилуй, поднимай восстания, бунтуй, режь на улице прохожих – нечего бояться, раз тебя за это жизни не лишат. Однако не всё так просто. Есть ведь и другие наказания. Могут приговорить к расчленению, а могут – к бесконечной пытке. Обольют кипящим маслом или поджарят на огне, потом дадут обратно мясу нарасти – и снова обольют, и так до бесконечности, а боль никто не отменял. Вечность в одиночной камере тоже не сахар, да и в каменоломнях постоянная нехватка каторжных рабов. Потому обычный жизненный уклад не особенно пострадал, да и законы мало изменились.