Джеймс Блиш - «Если», 2002 № 06

Несчастный искусствовед таращится на картину и понимает, что дела его плохи, еще хуже, чем были с утра. А надо сказать, Шуша не просто так просочился на вечеринку — это его последний шанс гульнуть по-человечески, ведь утром нашему герою пришло извещение о новом статусе доступа. Шуша полный банкрот, на его счете гроши, и как только он выберет остаток, мир для бедняги утратит привычную степень интерактивности. Игра в футбол за «Манчестер», полисексуальные развлечения в амстердамских борделях, вечерние прогулки по Луне, небольшая роль в любимом сериале — все это исчезнет, растворится, и останутся только четыре облезлых стены, крошечное окошко, грязный санузел в одном углу, кормушка-поилка в другом и продавленный диван с секс-машиной — посередке.

Правда, кое-что новенькое в жизни Шуши появится — ежедневная изнурительная работа оператором ремонтного комбайна в фекальной канализации. Не-ет, не дистанционным оператором. Наш искусствовед будет натурально трубы чинить, рассекая собой дерьмо.

И знаете, в какой-то степени это Шушу утешает. Он, конечно, лузер, но все-таки не идиот… То есть он именно классический идиот — а не дурак, как вы подумали. И записался в ассенизаторы не просто так, а из свойственной художественным натурам утонченной вредности. Вы, может, не догадались: в этом мире насовсем не отключают. Теперь, чтобы зайти в Сеть (а ведь это само по себе дико — специально подключаться), Шуше понадобится терминал вроде нашего компьютера. И сигнал будет кастрированный. Никаких тебе вкусов, запахов, осязаний, ощущений себя другой личностью или механизмом (Шуша обожал быть луноходиком). В общем, хоть вообще в эту Сеть не ходи.

А вот ходить в Шушу вся Сеть будет по-прежнему. Видеть его глазами, нюхать его носом, осязать его телом. Естественно, не постоянно — кому он нужен, этот маленький страшненький идиотик. Общество помешано на ярких личностях и ярких переживаниях. В большинстве своем и то, и другое сконструировано искусственно — среди актеров, например, не осталось ни одного реального человека, — но это мало кого волнует, был бы продукт качественный. Шуша тоже по борделям не в своем обличье гулял (между прочим, иногда нашего героя охватывало глубокое сомнение — существует ли на самом деле луноход, не обман ли — поселения землян на Марсе). Но «живые переживания» тоже пользуются спросом. И если Шуша выдаст по-настоящему мощный эмоциональный всплеск — такой, чтобы зашкалило индикаторы перед внутренним взором остальных пользователей Сети, — огромное количество народа тут же нырнет в его шкуру. И… испытает смертный ужас ассенизатора, захлебывающегося в фекалиях. Со всеми сопутствующими и вытекающими.

Скромная такая, но стильная месть обществу, обществу победившего глобализма, где сквозная интерактивность всего и всех — лишь производная от полицейского характера государственности.

Обществу, где декларировано всеобщее единение, где никто формально не одинок и в то же время одинок так, как нам и не снилось — ведь каждый с раннего детства привыкает к мысли, что его в любую секунду могут просканировать. А естественная защита в таких условиях — некоторое, как бы сказать, внутреннее омертвение. Человек, вроде бы накрепко повязанный со всем человечеством, на самом деле становится абсолютным, запредельным эгоистом. Этот диссонанс провозглашенного и реального писатель очень четко подметил.

Естественно, от такого автора, как Алексеев, склонного к фиксации на мелочах, «зависающего» на частностях даже в ущерб читабельности и поперек всякой композиции, трудно ожидать, что он забудет подвести солидную базу под то или иное фантастическое допущение. С въедливостью научного работника Алексеев заныривает в предысторию и выдает десятистраничный трактат о том, каким образом на нашей планете сформировался именно такой мир. Нудно, зато убедительно — если забыть об индивидуальной психологии и оперировать исключительно подходами современных политтехнологий. Ваш покорный слуга, откровенно говоря, тяготеет к неоромантизму и в любом уроде старается разглядеть хотя бы рудименты живой человеческой души. Согласно же Алексееву и ему подобным, человеки жестко делятся на три категории — тупое жвачное большинство, страшно далекие от него интеллектуалы (менее процента) и правящая верхушка расчетливых сволочей (отвратная помесь интеллектуала со жвачным). Да, и еще прослойка из бесхребетной обслуги (к коей и Шуша относился). Симпатии автора, естественно, на стороне интеллектуалов, которые в любом геополитическом безобразии — единственная безвинно пострадавшая сторона. Даже если безобразие закручивается с их подачи. Ибо чего умного интеллектуал ни выдумает, олигархическая сволочь обязательно возьмет это на вооружение и низведет до состояния безобразия. Логично?

Логично в рамках искусственно заданного подхода, художественного метода. Для антиутопии в самый раз. Но «Белый квадрат» нисколько не антиутопия. Это, скорее, крик о помощи. Манифест технократа, пребывающего в жестоком экзистенциальном кризисе. Злая и едкая сатира. Жалоба на несправедливость судьбы. И вынесенная на бумагу острая боль от осознания того, что фантастическое предвидение может реально сбыться. Предпосылки-то вот они, налицо. По Алексееву, мир рушится в пучину тотального безразличия, за которым последует всеобщая некомпетентность, которая, в свою очередь, доведет безразличие до полного абсурда. Гигантские корпорации, правящие миром, внешне такие крепкие, на самом деле находятся в состоянии внутреннего распада. Рвутся горизонтальные и вертикальные связи, левая рука не ведает, что творит правая, а главное, не особенно и хочет знать. Феерические по задумке глобальные программы идут по инерции, постепенно вырождаясь в полную свою противоположность. Все усилия тратятся на поддержание видимости жизни в рассыпающемся колоссе — хотя какие там усилия, колея накатана, колеса вертятся. И рухнет это дело обязательно, да с адским грохотом, но когда рухнет, черт его знает, и дата обрушения всем до лампочки. Однова живем. Сатира, сатира. Кляуза Господу Богу, ибо больше жаловаться уже некому. А знакомо как! Киберпанк, говорите? Особый жанр, самая-самая научная фантастика? Вот полностью аналогичный продукт от гуманитариев — толстовская «Кысь», герой которой с упорством запойного алкоголика механически считывает тексты, совершенно не понимая их смысла. Это ли не знак полного распада — распада всего? Просто Толстая, извините за невольный каламбур, тоньше. Алексеев такими метафорами не владеет, но от этого его текст лишь «народнее», доходчивее в своей жути, ибо автор дотошно и подробно описывает, до какого маразма докатится техноцивилизация, если ее уже сегодня не начать пинать в правильном направлении.