В. Бирюк - Рацухизация

– Марьяшу и вправду надо везти в город. А то она здесь совсем паутиной подёрнется. Надо бы и Ольбега прихватить. Нечего деревенщиной расти — пусть в городе оглядится. А ехать нам… У нас нынче дел много… давай позже. Давай по первопутку.

Аким поморщился. И на моё согласие с Марьяшой, и на время выезда — крайний срок. Но согласился, и мы разбежались по делам своим.

Я всё пытался понять: как благое дело — строительство «изб белых», превратилось в анти-общественное, анти-государственное, анти-христианское. Причём — из класса особо тяжких. И — только за счёт количества.

Съездить в Смоленск надо. Пройти их «курс молодого боярича». Чтобы не создавать лишней суетни и ненужных фрустраций. Присмотреться там, ни на что, конечно, не надеясь.

Смешно, но причина моих карьерных проблем в том, что когда-то Аким послал сгоряча Ростика где-то ночью под Переяславлем. Потом-то все всё друг другу простили.

«Но осадочек остался».

Для «Святой Руси» цена этому «осадочку» — несколько сотен «белых изб», которые я мог бы построить, при изначальной благосклонности князя. Несколько сотен детей, которые в ближайшие годы родятся в соответствующих курных избах. И умрут там. «От курения».

Ехать надо. На кого оставить вотчину?

Мои игры с внедрением бумаги, были, отчасти попыткой поднять уровень организации вотчины на более высокий, более формализованный уровень. Но решение задачи: «вотчина исправная, функционирующая, без меня» — явилось в форме кандальника в нашем зимнем обозе.

За зиму мы отправили в город пару санных обозов с «продукцией народных промыслов». Обратно везли людей и кое-какие товары.

В этот раз среди новосёлов привезли Терентия. Того самого парня, которого я когда-то купил на Рачевском невольничьем торгу. Отчего его работорговец близко познакомился с синильной кислотой и «дал дуба». Тогда же я велел сыскать увезённых гречниками в неволю жену и малолетних сыновей Терентия. Как ни странно, их нашли и вернули. Дальше пошли неприятности.

Николай Терентия невзлюбил сразу, ещё с момента покупки раба был против:

– Такие деньжищи отдавать! За что?! За вот это битое, поротое… убоище?!

Возмущение Николая ещё более усилилось, когда я велел дать денег на выкуп из рабства жены и детей Терентия. Потом на это возмущение наложилась некоторая зависть. По поводу того способа, которым я ввёл Терентия в круг «уважаемых» в Аннушкиной усадьбе людей. Что Николая не было в числе учителей «криков страсти»… не то, чтобы очень, но… Холопу боярыня «дала», а вот главному купецкому приказчику — нет.

Дальше пошёл неизбежный «конфликт функций»: Терентий был поставлен «главным приказчиком на усадьбе», а Николай — «главным приказчиком по торговле». Но торговля-то обеспечивалась нашей городской усадьбой! Её площадями и персоналом.

Я сидел в Пердуновке, писал увещевательные письма, но эти чудаки упорно изображали исконно-посконную русскую картинку: «два медведя в одной берлоге». При естественном развитии событий должны были быть жертвы. К счастью, «медведей» было три. «Воротник» старательно не лез в эти дрязги, а обеспечивал силовую безопасность. Что, в сочетании с присущим всем перечисленным «медведям» чувством самосохранения, позволяло не «доводить остроту конфликта до остроты клинка».

К сожалению, состав «медвежьего ансамбля» расширился: в конце осени привезли выкупленное семейство Терентия. И всё пошло наперекосяк.

Для женщины произошедшее с ней оказалось мощным стрессом. Она прежде даже просто из Киева выезжала — только один раз в детстве. А тут… Чужие люди, чужой язык, чужие места… Чужие порядки. С чужими плетями и чужими нравами.

Насколько я понял, к ней не применяли каких-то особенных мер воздействия. Пуганули, конечно, чуток. Но — без азарта. Скорее наоборот: женщина с маленькими детьми имеет достаточно очевидные и эффективные внешние рычаги управления — лишний раз напрягаться, вбивая «знай своё место»… незачем.

Просто потомственные домашние рабы из верховых или их окружения, часто не имеют достаточной психической устойчивости, приобретаемой рядовыми холопами предшествующими несчастиями.

К моменту своего возвращения к мужу она была абсолютно уверена в нескольких вещах:

— ей очень плохо;

— во всём виноват муж;

— он за это заплатит.

Далее процесс пошёл по нарастающей. Аргументы типа:

– Но что я мог сделать?! Меня же самого…

отметались сразу. Очень быстро сформировалась гипотеза, немедленно превратившаяся в уверенность: выкупа не было так долго, потому что «у тебя была другая женщина!». Естественно, дворня поделилась воспоминаниями о «криках страсти».

За пару месяцев после своего возвращения женщина обжилась, физически окрепла и вполне освоила свою роль — несчастная бедняжка, брошенная своим злокозненным мужем греческим волкам на съедение. «Но господь не попустил!».

Пересказывать последующие монологи полагаю бессмысленным: аналогичные типажи всем знакомы. Истероиды достаточно распространены во всех обществах, числовые оценки дают 6-10 %.

Проблема здесь в том, что нормальные люди воспринимают истериков как нормальных людей. Говорят о дурном воспитании, влиянии среды, о тонкой, особо чувствительной душе, об импрессионистском стиле… Сочувствуют, умиротворяют, успокаивают… Возмущаются, обижаются, оскорбляются…

Это бессмысленно. «Оскорбление — привилегия равных». Больной человек — не равен здоровому. Не будешь же ты стреляться со слепым!

Истерик — больной человек. Его нужно лечить. Лучшее лекарство от истерики — отсутствие реакции. Истерика — действие, рассчитанное на зрителей. Зал молчит — истерить становится скучно. Ещё помогают мокрые простыни и клизма по Швейку — простые подручные средства. Не столь долгого действия, как патентованная фармакология, но не менее эффективны.

Женщина постоянно пыталась быть в центре внимания, всякое движение Терентия в сторону двери — воспринималась как преступление. Она выставляла напоказ свои переживания по любому придуманному поводу, обставляла это максимально публично, театрально. Это сопровождалось приступами внезапной агрессии и сменялось периодами депрессии. Тоже — довольно шумных и обращённых на публику. Ей было необходимо, чтобы рядом оказывалось множество зрителей и человек, который будет с ней нянчиться. Только так она получала психологическую разрядку.

На роль «няньки», он же — «мальчик для битья» определён был Терентий. На роль зрителей — вся дворня в усадьбе. И, что особенно скверно, оба её маленьких сына. Понятно, что дети, когда вырастут, поймут истеричность мамаши. Но пока они ежедневно воспитывались в ненависти к своему отцу.