В. Бирюк - Пристрелочник

Так и Курт: сообразил, что мой способ «хриповырывания» — из-за слабых челюстей. И творчески применил собственные возможности.

Глава 373

Прибираемся. Добавляем свежее ухо к ожерелью.

— Вот же… незадача. А третий-то помер. Мда…

Третий кандидат умер, ожидая своей очереди. Не частое, но известное явление. В Советском Союзе или среди пенсионеров в очереди в поликлинику в постсоветской России. Гришин, например. Человек, вроде бы просто ждёт. А на самом деле — живёт. И, соответственно, умирает. Сердце, знаете ли.

Ухо от этого — туда же. И голову… к предыдущей. В торбочку гонцу на шею.

Как бы и этот… А, ладно. Вон ещё целый ряд на коленях стоит.

От-оравшегося, от-ревевшегося, обделавшегося кандидата разворачивают к плахе «другим бортом». Второй локоть проходит тише и быстрее. И децибелов меньше и заканчивается раньше. Обессилил.

— Салман, возьми проводника из Могуткиных, лодочку и отвези поближе к селению местных. Чтобы по дороге не пропал. Давайте, ребята. Кончай перекур, начинай приседания. Работать пора.

Как я узнал потом — мы попали вовремя. С казнью, с посланцем, со знаками «любви и согласия».

Всё время, едва узнав о нашем появлении на Стрелке, местные племена пребывали в нервном, неустойчивом состоянии. Кто-то мечтал проявить удаль и пограбить нас. Проявил и умер. Кто-то мечтал отомстить за битых удальцов. И — умер. Кто-то рвался отомстить за мстителей, за сородичей и…

Аборигены разрывались между противоречивыми стремлениями. Жажда наживы, мести, победы, славы, чести, справедливости, солидарности, сохранения, продолжения, возвеличивания… своего рода, богов… вспыхивала в смелых душах, воспламеняла храбрые сердца. Возбуждала и звала на подвиг. На уничтожение и искоренение наглых захватчиков и проклятых находников. Требовала выхода, побуждала к активным действиям.

— Встанем как один! Защитим свой народ, свою землю, свою свободу!

Свободу жить «как с дедов-прадедов»? Свободу делать только то, что разрешает «кудатя»? Свободу существовать под постоянным присмотром 20–40 пар глаз? Травить своих детей в курных избах? Морить голодом в регулярных голодовках? Свободу взрослым умирать в 30–40 лет? Оставаться неграмотными? Не знать, не уметь, даже — не представлять множество разного в мире? Свободу от всего, даже от «свободы хотеть»?

«Свободны — во тьме тараканы…».

Пока кто-то не щёлкнул выключателем.

Ярость, храбрость и ненависть закипали в душах туземцев.

И чуть оседали, чуть осаживались. Инстинктом самосохранения? Трусостью? Разумностью?

— А что будет… Если не — «победа будет за нами»? Или — «за ценой не постоим» у этой победы… не слишком? Наших-то уже били на Бряхимовском полчище… Скольких мы там оставили. Если опять… сколько вернётся в родной кудо?

Каждая моя кровавая выходка сбивала предвкушение богатой добычи и пламя «ярости всенародной». Своей непривычностью. И русские, и булгары, и местные — так не делают. Какая-то… не-людскость, нечеловечность. Новизна непонятная.

Непонятное — пугало.

Мысли в окружающих «вели» шевелились по кругу: возмущение, ярость, осознание, осторожность:

— А может, ну его, психа лысого…? К нам-то он не лезет. Мой кудо с краю…. А эти, зарезанные… он мне что — брат-сват?… А хоть бы и родня! Да он завсегда гадом был! У позапрошлом годе выпросил невод на неделю, а по сю пору не вернул!.. А помнишь — он лисицей отдариться обещался? Так ведь специально лысую сыскал! Ведь особенно, которая паршой заеденная — выслеживал!.. Да не об этом речь! Ежели моё ухо рядом с евоным на одной верёвочке висеть будет — кому с этого радость?…

Пройдясь несколько раз по кругу, мысли в некоторых головах выходили на следующий уровень:

— А может… того? А? Может, поговорим? Типа: давайте жить дружно, давайте простим друг другу… Нет, ты что?! Какой я христианин?! Да я за нашего Пурьгенепаза!.. Пасть порву! Моргалы выколю! Только… а кто ж Пурьгенепазу кланяться будет, подношения сердечные делать? Ежели мы с тобой… своими моргалами — бордюрчиком вокруг вели моргать станем?

Жизнь в роду, в общине, не допускает существования у человека собственного мнения. «Как все — так и мы», «все так живут», «дружно — не грузно». «И как один умрём. В борьбе за это».

Мысль о ненужности умирать за разные оттенки местного «эта» спорадически возникала в туземных головах. Не считайте аборигенов дураками! Но… «не мы таки — жизнь така». И проблески разумности захлёстывались очередной волной «ярости всенародной». Я бы назвал её здесь — глупостью и ксенофобией. Но это моё личное мнение.

Мне эта вражда была не нужна.

Мне вообще от них ничего не надо! Вот кусок земли, на котором я строю свой город. На нём прежде никто не жил, я никого не сгонял. Вокруг полно пустых земель. Которые никто не пашет, не застраивает. Которые мои люди будут обрабатывать. У нас нет повода для конфликта! Мы будем торговать! Я обеспечу всю округу прекрасными горшками прямо с гончарного круга! Которого у вас нет. И всем будет счастье…

Увы. Ксенофобия. Или — патриотизм? Нет, патриот — тот, кто любит родину, свой народ. Тот, кто ненавидит не-родину, просто по признаку — «не» — нацист.

Их ксенофобия — не права. С точки зрения биологии «хорошо» то, что позволяет выжить. Сохраниться, распространится, измениться, адаптироваться… набору генов. Геному, генотипу, фенотипу… существенной части цепочки ДНК.

Парадокс: сохранение ДНК происходит путём изменения. Естественный отбор. Кто не изменился — потомства не оставил. Вымер как динозавры.

Обычно родо-племенная организация общества способствует выживанию генома. Биологическая и социальная эволюции помогают друг другу.

Для процветания племени достаточно 3 % героев — генетически ориентированных на самопожертвование мужчин. Они — самопожертвуются, племя — побеждает соседей, захватывает их женщин и, при подходящих условиях, размножается. Как сделали, например, ацтеки.

Но что, если «у нас героем становится любой»? Все герои — самопожертвовались, и некому воспользоваться «плодами победы». Племя слабеет, становится добычей соседей, вымирает от случайных катаклизмов.

Биологическая и социальная эволюции входят в конфликт: социум требует «войны до победного конца». Даже ценой гибели генома. А тот не хочет! Аллели жить хотят! «Плодиться и размножаться».

Я чётко понимаю, что подомну этот народ. Не потому что они глупые, или ленивые, или бестолковые. Отнюдь. Просто они опоздали. Не они — их далёкие предки. Опоздали с гончарным кругом, с выплавкой железа, с размером запашки… Мордовский фольк прав: надо землю пахать. А не охотой с рыбалкой баловаться. Опоздали с «плодитесь и размножайтесь», с распадом родовой системы…