Николай Дубов - Колесо Фортуны

- Может, на наследство надеются - вдруг она богатая, Лукьяниха? пошутил Кологойда.

- Уж куда богаче! - поддержала шутку Сидорчук.

- Пускай сами разбираются. Наше дело - известить.

Я вот увидал этого парня из Ганышей, решил бюрократизма не разводить, передать через него, а он говорит, Лукьяниха здесь, у вас ночует...

- А не ночевала! Не ночевала, - подхватила Сидорчук. - Еще ввечеру ушла.

- Куда? Домой, что ли? - небрежно спросил Кологойда и тут же чертыхнулся про себя, поняв, что спрашивать не следовало.

Сидорчук только этого вопроса и не хватало. Он подтвердил, что разговор о родственниках Лукьянихи - чистое вранье, случилось что-то с ней самой, но что бы ни случилось, следовало накрепко отгородиться и от происшедшего, и от Лукьянихи. Для этого была надежная позиция: ничего не видала, ничего не слыхала, ничего не говорила...

- А я не знаю, гражданин начальник, - умильно улыбнулась она. - Должно, домой. Куда ей иначе ехать?

Только мне она не докладывала, а я не спрашивала. Мое дело какое? Приехала - хорошо, уехала - того лучше...

А что, куда да зачем - не знаю и знать не хочу. Я в чужие дела не впутываюсь.

- Вот и правильно. Бывайте здоровы, - сказал Кологойда, поворачиваясь к ней спиной, и нарочито громко, чтобы она услышала, добавил: - Пойдем, хлопче, в отделение, я напишу старухе извещение - пускай сама отвечает своим родственникам, чтобы мне из-за этого в Ганыши не мотать.

На углу Кологойда остановился.

- Вот чертова баба! - сказал Кологойда, перейдя на другую сторону улицы. Он досадливо сдвинул фуражку с затылка на нос и сплюнул.

Досада относилась не столько к Сидорчук, сколько к самому себе. Не потому, что врал. Иногда не грех и соврать. Только врать надо так, чтобы было похоже на правду. А у него не получилось, и стерва эта враз смикитила. Ну, какой уважающий себя уполномоченный побежит ни свет ни заря разыскивать никчемную старуху?

Он или извещение пошлет, или к себе вызовет. А тут еще этот директор в тапочках. Он-то тут при чем?

- Вы говорите о Сидорчук? - спросил АверьяН Гаврилович. - Нормальная женщина, по-моему.

- Да не оглядывайтесь вы, за ради бога, товарищ директор! Она же за нами подглядывает. Теперь ее целый день от дырки в заборе не оторвешь... Нормальная... То вы людей только с лица видите, а нам приходится и в изнанку заглядывать. И вообще, - с некоторой даже досадой сказал Кологойда, - шли бы вы домой, товарищ директор. Или хотя бы оделись, что ли...

- Да, да, конечно... - Аверьян Гаврилович переконфузился. - Белый день настал, а я в таком виде... Убегаю, только, если не секрет, что вы намерены предпринять?

- Не секрет, товарищ директор: спать пойду.

- То есть как?

- А вот так. Ночь-то мы с вами прокукали из-за этого сопливого взломщика. Не знаю, как у вас, у меня башка - во... А за дурною, говорят, головою и ногам нема покою. Так что давайте пожалеем наши ноги... Бывайте здоровы!

Несмотря на твердое обещание идти домой спать, Кологойда свернул за угол и зашагал в отделение. Через некоторое время он услышал за спиной странные звуки и оглянулся. Волоча ноги, дергая носом и всхлипывая, за ним, как на казнь, плелся Семен Верста.

- Ты чего?

- Вы ж меня в милицию ведете, - прогугнявил Семен.

- Тю! Да на черта ты там сдался? Езжай до своих коров. Только смотри: бабке скажешь, как я сказал.

И больше никому чтобы слова не пискнул. Понятно?

Семен всхлипнул еще горестнее.

- Ну?

- Батько бить будут, шо до стада опоздал...

- Ну, брат, я свою задницу вместо твоей не подставлю... Ничего, она у тебя тренированная - выдержит.

А ты лучше запомнишь, что воровать - дело невыгодное.

Возле отделения милиции стоял мотоцикл инспектора ГАИ. Старший лейтенант Онищенко доставал из стола какие-то бумаги, просматривал и засовывал их в планшетку. Развесив толстые губы и громко сопя, Щербатюк спал над своими конспектами.

- Дорожному богу - привет! - сказал Кологойда. - Чего так рано?

- В область еду, майор вызывает, - не поднимая головы, ответил Онищенко.

- Эх, не повезло! Я думал, ты мне поможешь одно дельце провернуть...

Онищенко оторвался от бумаг и посмотрел на Колого иду.

- Да тут приехали двое из Киева. На частной "Волге". Остановились в Доме колхозника.

- Ну?

- У меня к ним ничего конкретного. Просто надо бы кое-что выяснить. Не в лоб, а так, с подходом... А они вроде собираются уезжать. Я задержать их не могу, нет оснований. Так я подумал, может, ты задержишь денька на два. Им промфинплан не выполнять, день туда, день сюда роли не играет. А у вашего брата всегда найдется законное основание.

- Уже, - сказал Онищенко. - Еще вчера.

- Ну да? - восхитился Кологойда. - Вот здорово!

За что ж ты их?

- Пускай не будет такой умный! Бараночник...

Онищенко вложил в это слово все презрение, которое испытывал к автолюбителям, если они не смыслили в машине, сами ничего исправить или починить не могли, а умели только "жать на железку" да "крутить баранку".

- Я, понимаешь, проезжаю мимо, вижу незнакомая машина, остановился. Кто, что, сколько прошла. По-человечески. Смотрю - машина новенькая, можно сказать, еще теплая, а газует, как старый трактор. "У вас, говорю, карбюратор переливает или зажигание позднее. Отрегулировать надо". А бородатый так это, через губу, понимаешь: "У вас советов не спрашивают, машину в столице признали исправной, как-нибудь она и в районе пройдет"... Ах, ты так? Ваши права! Мы в столицах не живем.

Может, там все машины газуют, а у нас не положено.

Номера я у вас снимаю. Будьте любезны исправить и предъявить в исправленном виде. Тогда и получите свои номера. Ну, он тут, понимаешь, в крик, бородой размахивает, книжечку тычет...

- Навряд! - сказал Кологойда и с деланным простодушием пояснил: Мабуть, наоборот, поскольку бородой размахивать трудно...

Онищенко был мужчина серьезный, шуток не понимал и замечание Колокойды пустил мимо ушей.

- Подумаешь - он там какой-то член! Сейчас все - члены. Плевал я на его книжечку и на его бороду...

- Не надо! - серьезно сказал Кологойда. - Вот на бороду не надо. Некультурно. И кроме того - оскорбление личности. Статья такая-то УК УССР.

Онищенко игнорировал и это замечание.

- Я хотел по-хорошему, в конце концов, сам бы помог, исправил, - сказал он, застегивая планшет. - Не хочешь, загорай теперь. Вот они лежат, показал он на две номерные жестянки на столе, - и будут лежать, пока не исправят, как положено.

- Благодару вам-вас, - сказал Кологойда. Он очень любил Аркадия Райкина и часто повторял словечки его персонажей. - Теперь я попробую прийти на помощь людям, терпящим бедствие, и скрозь это завоевать среди них авторитет.

- Ты только, смотри, мой авторитет не-подрывай!