Анатолий Днепров - Две минуты одиночества

— Да. Тем более, что это привело к смерти человека, доброго и скромного католика Ренато Карбонелли, художника. Человек не может жить так, как этого не хочет бог.

— А почему вы думаете, что Ренато жил не той жизнью, что и все люди? Насколько мне известно, он…

«О, профессор, не говорите лишнего!» — шептал я про себя.

— Вам что-нибудь известно, доктор? — вкрадчиво спросил падре.

— Нет, я просто…

— Я вас понимаю, доктор. Вас взволновала эта история… Но дело не в этом. Профессор Кардуччи мог бы искупить свою вину. Он может снова быть принятым в лоно церкви.

— Как же он мог бы искупить спою вину, падре?

— Передав могущество своей машины во власть святой церкви и применяя ее для обращения неверующих и поганящих святое в людей покорных и молящихся! Ведь это возможно, доктор, как вы думаете?

Кардуччи молчал. Когда он заговорил снова, его голос прозвучал иронически.

— Но разве такая адская машина и церковь могут жить вместе, падре?

Это уже был лишний вопрос!

— О, если машина профессора Кардуччи будет служить благим намерениям и святым целям, то почему нет? Разве служители господа пренебрегают машиной, чтобы отправиться за тридевять земель с божьим словом к тем, кто жаждет услышать его?

— Все это очень и очень странно… — задумчиво произнес Кардуччи. — А что, если профессор не пожелает передать машину?

— О, тогда гнев божий может выйти из берегов. Профессор будет гоним, и никто не подаст ему руку, когда разъяренная толпа верующих забросает его камнями.

Это была недвусмысленная угроза! Конечно, падре Грегорио ничего не смыслил в том, что сделал Кардуччи. Он просто выполнял волю тех, кто его послал и кто сумел своевременно разобраться в изумительном опыте профессора.

Предав Кардуччи анафеме, они хотели приостановить эксперимент. А потом купить или запугать профессора. Они понимали, что ученый будет стремиться продолжать свою работу, и не хотели допустить, чтобы он скрылся от глаз церкви.

Скрипнула табуретка. Послышались грузные шаги. Закрывая дверь, падре произнес:

— Святые отцы ждут профессора Кардуччи завтра, в воскресенье, в соборе Святого Петра…

После долгого молчания дверь в спальню отворилась, и в ней появился силуэт профессора Кардуччи.

— Выходите, он ушел…

Несколько минут мы молчали. Затем я спросил?

— Что же теперь будет? Как вы намерены поступить?

— Право, не знаю… Дьявол меня дернул идти с Ренато в исповедальню… Если я завтра не приду в собор, то этот негодяй натравит на меня фанатиков.

Я взял худую руку ученого и крепко ее пожал.

— Мужайтесь, дорогой коллега. В конечном счете, из любого трудного положения всегда есть выход. До утра еще далеко, и мы что-нибудь придумаем. А пока доскажите мне, что же дальше произошло с Ренато и с вами и как обо всем этом узнали священники.

— А дальше было вот что, — продолжал Кардуччи. — Увидев Сикко, Ренато не своим голосом закричал: «Сон! Это действительно проклятый сон! Вы сказали правду, профессор!»

Сикко, в свою очередь, страшно удивился:

— Здорово, маэстро! Наконец-то ты пришел посмотреть на настоящую жизнь и на настоящее искусство. Но я вижу, ты изрядно нализался и орешь, как мул с перебитым хребтом. Это вы его напоили, синьор?

— Уйдите! Уйдите скорее! — закричал я на Сикко. — Уйдите, иначе будет беда!

— С какой стати мне уходить? Я хорошо выспался. А впрочем, ладно, пойду сейчас к своим красоткам, они танцуют внизу. Пошли со мной, Ренато. Там девочки не то, что твоя слепая…

Ренато совершенно оцепенел, и только его огромные глаза дико бегали из стороны в сторону, как бы в поисках чего-то, что могло спасти его жизнь. Затем, надломленный и обессиленный, он упал в кресло.

— Уйдите, прошу вас, — умолял я Сикко. — Моему другу плохо.

Тот пожал плечами и побрел к выходу из галереи.

Вдруг Ренато поднял голову и процедил сквозь зубы:

— Это все ваши штучки, профессор. Можно мучить людей голодом, жаждой, подтягивать их на дыбы, засовывать им иголки под ногти, но вы мучаете меня страшнее, чем инквизитор. Теперь я знаю, вы изобрели свою адскую машину, чтобы низвергнуть на меня поток самых страшных страданий. Единственное мое утешение в том, что это только кошмарное сновидение.

Я хотел запротестовать, сказать, что теперь он уже не спит, что сон был раньше, а сейчас это настоящая реальная жизнь и что именно реальная жизнь повинна во всех его страданиях. Но я не успел ничего сказать. Ренато вскочил на ноги и побежал.

— Ренато, куда вы? Куда?

— Разве вам не известно? Ведь это вы придумали? Это вы придумали, чтобы так было! Молиться! Я иду молиться богу!

У крохотной двери под самой крышей здания стоял монах, скрестив на груди руки.

— Ну и ловко же вы придумали с вашей машиной! Даже это предусмотрели! Платите ему двести, нет, триста лир!

Я заплатил. Художник ворвался в крохотную часовню и упал к ногам священника. Я окаменел, потрясенный тем, что в этой клоаке изуродованных человеческих чувств приютилась религия. Она грабила истерзанных, потерянных людей, пытающихся найти утешение в боге! Теперь и я был готов поверить, что все это болезненный, затянувшийся сон!

— Слушаю тебя, сын мой! — тихо произнес священник, поднимая Ренато с пола. — Покайся в своих грехах, и тебе станет легче.

Ренато встал и, повернувшись в мою сторону, крикнул:

— Вас нет, падре! Это он вас придумал. У него есть машина, которая создает людей, много людей, целые города, Рим, Неаполь, Адриатическое море. Его имя Кардуччи, профессор Кардуччи!

— Кардуччи? — удивился священник.

— Да. Его имя Кардуччи, падре. — Ренато упал на колени. — Я зарезал человека. Я зарезал Джованни Сикко за убийство моей возлюбленной Анджелы. Этот человек, — он повернул голову в мою сторону, — сделал так, что Сикко ожил! Понимаете, Сикко опять жив! Я только что видел его собственными глазами!

Ренато обхватил колени священника руками, спрятал голову в его мантию и снова зарыдал.

— Святой отец, я объясню вам, в чем дело, — начал я…

— Продолжай, сын мой, продолжай, — мягко говорил священник. Его тонкие пальцы перебирали волосы на голове Ренато, а глаза впились в меня, как две иглы. — Это вы писали статьи о том, что душа человека состоит из одних электрических токов? — шепотом спросил меня священник.

— Вы очень примитивно излагаете мои…

Но он, не слушая мои объяснения, продолжал:

— И что можно познать устройство человеческой души?

— Да, но…

— Да, да! — снова закричал Ренато. — Он управляет душой, как сам дьявол. Он создает этот страшный дом, он создал вас. И он… Ведь мертвые никогда не встают из могил, падре? Они не выходят из вод Тибра на берег, как Джованни Сикко? Я сам вот этими руками убил его и бросил в воду… И теперь он там! Там! Внизу!