Михаил Башкиров - Реликт

Андрей соскочил, схватил книгу и бухнулся снова на раскладушку, которая едва не проломилась от такого толчка. Устроившись поудобнее, он принялся за книгу — и обомлел от одного названия: «Нюрнбергский процесс».

Вот дедуля дает! На сон грядущий, видно прочитывает, нервы успокаивает… А днем бабка иногда заглянет — картинки посмотреть…

За дверями послышался голос Федора. Андрей успел положить книгу на место и притворился, что дремлет. Когда открылась дверь, Андрей различил торопливые слова хозяйки.

— Не пущу! — кричала она еле слышно, с каким-то присвистом. — Забыл, окаянный, что ли, как прошлым разом еле очухался?.. Забыл?..

— Да я самую малость, — оправдывался Федор, — ей-богу, самую малость.

— Пеняй на себя, если упаришься, злыдень… — хозяйка еще что-то быстро прошептала, и голоса стихли.

Андрей приподнял голову. В комнату, тяжело ступая, вошел Федор.

— Почти поспела, родимая, — сказал он. — А бабка портков чистых не дает, совсем тронулась.

— На меня мать тоже всегда ворчит, — сказал Андрей и сел, скрестив ноги. — Квартира, мол, благоустроенная, а ты по баням шляешься, всякую заразу собираешь.

— То-то и оно, — сказал Федор. — А вареники с картошкой все равно будут.

В баню отправились, когда стемнело. Разделись в избе и, оставшись только в исподнем, набросили длинные тулупы, сунули ноги в валенки. Андрей вдыхал животный запах овчины, ощущал пятками пространство и тепло валенок, предвкушал удовольствие.

Федор шел впереди. Сейчас его фигура в просвете между амбаром и зимовьем показалась Андрею гигантской. Она закрыла и мутную полосу неба, и матовый снег. Он видел, как мерно покачивается голова Федора и упруго колеблются плечи, и старался не отставать, хотя все время обо что-то запинался. Рядом, у ног, сопели собаки, но голоса не подавали.

Пройдя через двор, они протиснулись в калитку и нырнули в тесный предбанник. Скинув в темноте тулупы и валенки, они на мгновение застыли, чувствуя всем телом набегающий сквозь щели холодный крепкий воздух. Андрей стянул трусы, нащупал на стенке гвоздь и повесил их. Федор открыл дверь, и его обдало белым клубом пара.

В баньке на окне уже горела приготовленная бабкой лампа. Пахло гнилым деревом и слабо-слабо — березой. В бочке, что была соединена с печкой металлической трубой, нехотя булькала вода.

— Царство божее, не иначе, — сказал Федор и снял с бочки массивную крышку. — Ох, и порадуем косточки.

Андрей пристроился на край нижней ступени полка и замер.

Федор почерпнул из бочки ковшом кипяточку и плеснул с оттяжкой на камни. Загудело.

— Это для разгону.

Андрей сцепил руки, сжал колени. Сейчас дойдет… Сейчас начнется… Ударило в лицо. Ну и парок, черт его дери, — а старый хрыч опять подкидывает, сдурел, хоть бы разогреться дал!

Федор бросил ковш на скамейку у порога и полез под самый потолок.

— Веник распарь, — Федор растянулся во весь громадный рост на полке так, что пятки нависли над каменкой.

Андрей взял веник, окатил его кипятком и потряс над камнями, чтобы листочки не склеивались, чтобы каждый был самостоятельным. И хотя он больше знал об этом из разговора друзей, чем из практики, все у него получилось лихо.

— Может, уважишь немощного старичка? — сказал Федор. — Ридиклит замучил.

— Это можно, — ответил Андрей и, не спрашивая согласия Федора, поддал парку. Защипало уши, руки. Скользнуло по хребту. Федор крякнул и громко застонал.

Артист.

Андрей, легко подрагивая веничком, прошелся по спине Федора, добрался до черных пяток, вернулся обратно и неожиданно врезал промеж лопаток, но не сильно, а так, чтобы парком схватило.

Минут через пять Федор запросил пощады. Кое-как сполз вниз, бухнулся головой в кадку с холодной водой. Спина его покрылась темными пятнами и мелко вздрагивала.

— Ну и как? — спросил довольный Андрей.

— Сердчишко уже не то…

Приоткрыли дверь. Воздух пополз понизу, трогая ноги. Федор присел на скамейку, низко наклонил голову. Андрей опустился на корточки. Оба дышали глубоко и жадно.

— Ничего, — сказал Федор, потирая ладонью широкую грудь. — Погодь, еще отыграюсь.

— А Семен Карпович, наверное, тоже любитель попариться?

— Еще какой! Ему бы — с кваском да травкой. Раз меня чуть до смерти не упарил. Сам навроде — кожа до кости, а внутри стержень!

— Я у вас тут фотографию видел, где он молодой с орденами. Здорово, выходит, воевал.

— У меня тоже орден есть! — выкрикнул зло Федор и ткнул пальцем в грудь.

Андрей с трудом различил с левой стороны бледную наколку.

— Когда он фашистов долбал, я лес валил… Эх, и времечко было тьфу!

— А за что вас? — спросил осторожно Андрей, хотя и подумал, что, может, не стоит спрашивать.

— Какая тебе разница? Только я свое до сих пор не наверстал.

— Сыновья-то в городе? — быстро спросил Андрей, чтобы сменить тему.

— Как же, начальнички! Только вот погода установится, сразу припрутся на казенной машине — за мясом. Бычок и два борова — это для них. Все лето со старухой упираемся, а они приедут, заберут — и до весны, а там по новой… Зато начальнички, оба! Выучились, едрена вошь…

— И внуки есть?

— Как не быть.

— А та, на стене, с медведем… — Андрей осекся, заметив, как вздрогнул всем телом Федор.

— Ты только при старухе не вздумай, — сказал он шепотом. — Нинка это, старшего… Прошлым летом… таблеток нажралась — и каюк… Вляпалась в ихнего профессора ученого, а у того и жена, и детки, а тут еще папаша ее преподобный икру заметал… Петрушка вышла, вот. А девка была, скажу я тебе, — моя порода, упрямая — жуть, отчаянная, гордая… Во девка…

Федор замолчал и всем телом опустился на пол. Было слышно, как медленно с потолка срывается каплями вода. Где-то в ограде глухо гавкнула собака.

— Может, в предбанник вылезем? — предложил Андрей и тронул Федора за горячее плечо.

Остыв, они вернулись в баню. Федор плотно прикрыл дверь, черпанул полный ковшик, приготовился. Андрей вскарабкался наверх по скользким ступеням и блаженно закрыл глаза.

Камни ахнули, шумно зашипели. Послышался стук ковша о край бочки, и опять загудел пар.

Андрей слышал, как приближается Федор, потряхивая веником, и старался расслабиться. А в голове все крутилась та, с дурацким медведем…

Утром Андрей проснулся около девяти, хотя и собирался встать пораньше. Его разбудил странный грохот. Открыв глаза, он увидел, как, пошатываясь, пересек комнату Федор и скрылся в спальне.

Надо же в такую рань напиться.

Андрей встал, быстро оделся, поднял с пола ухват и прислонил его к стене. Появилась хозяйка с маленькой кастрюлькой в руках и прошептала, поглядывая на темные портьеры: