Жюль Мэнн - Сокровища града Китежа

Все переменилось. Все пошло кругом. Все закипело. Вот они, наши миллионы, они лежат перед нами! Они ждут, чтобы мы пришли и взяли их.

Мы работали как звери. Мы работали круглые сутки. План нашей экспедиции рос, как на дрожжах. В недельный срок он был разработан. Еще через два дня мы составили смету на необходимые расходы и перед нами, как барьер перед лихим скакуном, выросла солидная цифра с отвратительными жирными нулями с правой стороны. Даже для того, чтобы сделаться миллионером, а может быть, и миллиардером (о Клэр, — ты слышишь?) — нужны деньги. Два дня и две ночи сидели мы с учителем на полу среди чертежей, планов и схем. Сидели в разных углах и думали о том, где и как добыть необходимые деньги. На рассвете третьего дня мы горестно вздохнули и решили, что придется принять в компанию третье лицо и это третье лицо должно финансировать предприятие…

Учитель сбросил охватившее его уныние. Он потребовал у меня весь остаток моих считанных франков. Я кротко исполнил его требование. Оноре Туапрео вышел и через два часа возвратился в новеньком сюртуке, в классически заутюженных брюках и ослепительном цилиндре.

— Ну, дитя мое, — поцелуемся!

Мы поцеловались.

— Я ухожу, а вы, Жю, составьте подробный список, где и что мы должны закупить… Ну, еще раз поцелуемся!

Мы поцеловались еще раз. Учитель торопливо смахнул слезу.

— Либо я, дитя мое, вернусь с деньгами, либо я совсем не вернусь… Об этом, если господь приведет, вы сможете прочесть в отделе происшествий. Я думаю, что я предпочту Сену.

— Учитель! Ради бога! — не выдержал я и разрыдался.

— Ну, успокойтесь, успокойтесь, дитя мое! Займитесь лучше списком и верьте в победу. Я пошел, — пан, или пропал![3]

Ах, какой это был тревожный день. Я буквально не находил себе места.

Путал списки, путал названия фирм, у которых мы собирались приобретать необходимые для нашей экспедиции вещи.

День тянулся мучительно медленно. Учитель не возвращался. Волнение мое нарастало. В комнату, кошачьей походкой, вошел вечер. Я не выдержал и, кубарем скатившись со всех лестниц, вымолил у газетчика в кредит вечерние выпуски газет. Руки мои дрожали, когда, взобравшись в комнату, я по очереди разворачивал еще влажные листы и в рубрике самоубийств искал знакомое имя.

Но вот и последняя газета, и, слава создателю, имени моего учителя нет ни среди утопленников, ни среди трамвайных жертв.

Но где же он, где же он?

И вот, когда волнение мое достигло крайних пределов, когда я уже стал ощущать, как миллионы вылетают из моих карманов, как в недостижимое далеко отодвигается обольстительнейшая мадемуазель Клэр де Снер, — внизу, у подъезда, оглушительно взревела автомобильная сирена.

Сердце мое остановилось, кровь прилила к лицу и я застыл среди комнаты, боясь подойти к окну и глянуть вниз.

Несомненно — это подъехала скорая помощь. Вот сейчас откроются двери и внесут искалеченное тело моего дорогого учителя, в порыве отчаяния бросившегося под трамвай.

Секунда.

Минута.

Вечность!

Вдруг раздался, как мне показалось, оглушительный стук в двери.

— Вва… ваай… дите! — еле пролепетал я и от ужаса зажмурился.

Дверь скрипнула. Я сильнее сжал веки, чтобы избежать ужасного зрелища.

— Господин Оноре Туапрео ждет вас внизу в авто!

Прошло некоторое время, пока до моего сознания дошли произнесенные мальчишеским голосом слова.

Я открыл глаза. Весь в галунах и золотых пуговицах, передо мной стоял мальчик-грум, мальчик-шоференок, — я не знаю, как его назвать.

— Господин Оноре Туапрео просит вас пожаловать вниз, — он ждет вас в авто!

Я опрокинул улыбающегося мальчишку. Я вихрем пронесся вниз по этажам. Я ураганом ворвался в роскошный «ситроен». Я сжал в объятьях моего дорогого учителя.

— Дитя мое, разрешите вам представить нашего нового компаньона!

Большое, розовое и улыбающееся поднялось с сиденья и крепко стиснуло мою руку.

— Дэвид Бартельс, — рад быть товарищем и другом!

Сирена оглушительно взревела и колеса зашипели, полируя асфальт.

6

Мы переселились к Бартельсу, и лакеи, обшитые галунами и золотыми пуговицами, больше не удивляли меня. Я моментально привык отдавать им приказания и пользоваться их услугами. О, Клэр! Слышишь ли ты меня? Это еще одно доказательство того, что мне суждено быть богатым. Я в этом убежден. Так же убежден в этом и дорогой учитель Оноре. Насколько велика была сила нашего убеждения, можно судить по тому, как легко подписывал господин Бартельс чеки на расходы по экспедиции.

О, я никогда не забуду этого торжественного вечера, вернее, ночи. Нашей первой ночи под гостеприимным кровом господина Бартельса. В эту ночь профессор детально ознакомил нас со своими выкладками и расчетами. В эту ночь перед нашими прозревшими очами встала тень святого отца Мордиуса Баррелиуса. Убежденной верой и глубоким знанием веяло от слов дорогого учителя Оноре, и перед нами вырастали несметные сокровища далекого, давно затонувшего русского города. Века ревниво хранил он свои богатства и ждал нас.

О, Франция еще не раз удивит мир! Храбрые потомки галлов вырвут у старой скряги-земли запрятанные сокровища. И эти потомки — мы!

Розовая заря стыдливо заглядывала в окна, когда учитель закончил свой доклад. Ночь прошла без сна, но мы не чувствовали усталости. Потрясенный гениальностью учителя, господин Бартельс прослезился от восторга, обнял ученого и сказал:

— Профессор, ваши выкладки и вычисления свидетельствуют о вашей точности и гениальности, — я беру это дело! Вы наш капитан, мы ваши матросы — и наш корабль отправляется в плаванье. Я беру на себя обязанности кочегара и вот моя первая лопата угля!

С этими словами господин Бартельс вынул чековую книжку и выписал первый чек.

Дни замелькали не менее быстро, чем чеки, выписываемые господином Бартельсом. В то время, как я бегал по магазинам и складам, закупая все необходимое для экспедиции, профессор занялся выяснением точного местоположения затонувшего города. Со всего Парижа я свез дорогому учителю учебники географии России. Тюками я привозил ему карты этой громадной страны: физические, климатические, бальнеологические, исторические, железнодорожные, и прочие и прочие. Словом, все, какие только можно было достать в Париже.

Наше пристрастие к географии и картам России вскоре стало известно всем букинистам города, и по утрам у нашего дома выстраивались длинные очереди книжных тележек, груженых «русским товаром». Напившись кофе, учитель выходил на крыльцо и букинисты дефилировали перед ним со своими книгами. Мы покупали все. Нам нужны были точные и исчерпывающие сведения, а господин Бартельс просил не стесняться в средствах.