Роджер Желязны - Имя мне Легион

— Побился с друзьями об заклад, — объяснил я старику, — что дойду до полюса и привезу доказательства.

— Сынок, да ты спятил!

— Знаю, но все равно дойду.

— А что? Может, и дойдешь. Когда-то и я был таким же — легким на подъем, и здоровьем бог не обидел. А ты, небось, подрастратил силенки напоследок, а? — Он пригладил прокуренную и просоленную бороду и ухмыльнулся.

— Было дело, — буркнул я. — Ты пей.

Мне не хотелось, чтобы он наталкивал меня на мысли о Еве.

Он выпил, и на некоторое время разговор увял.

Она была не такая. Я имею в виду, мне нечего было рассказать о ней старому похабнику.

А расстались мы с ней четыре месяца назад. Не по религиозным и не по политическим причинам. Все было гораздо глубже.

Поэтому я наврал ему о выдуманной девице, и он остался доволен.

Я повстречал Еву в Нью-Йорке, где занимался тем же, чем и она, — отдыхал. Ходил на спектакли, фотовыставки и тому подобное. Она — рослая, с коротко подстриженными светлыми волосами. Я помог ей найти станцию метро, вместе с ней спустился и поднялся, пригласил пообедать и был послан к черту.

Сцена:

— Я к этому не привыкла.

— Я тоже. Но голод не тетка. Так пойдем?

— За кого вы меня принимаете?

— За интересную собеседницу. Мне одиноко.

— По-моему, вы не там ищете.

— Возможно.

— Я вас совсем не знаю!

— Я вас тоже. Но, надеюсь, спагетти под мясным соусом и бутылочка кьянти помогут нам решить эту проблему.

— А вы не будете ко мне приставать?

— Нет. Я смирный.

— Ладно, уговорили. Ведите.

День ото дня мы становились все ближе. Мне было плевать, что она живет в одном из этих крошечных сумасшедших «пузырьков». Я был достаточно либерален и считал, что, если пропагандой строительства подводных городов занимается клуб «Сьера», значит, такие города действительно необходимы.

Наверное, надо было отправиться с ней, когда закончился ее отпуск. Она звала.

В Нью-Йорке я бывал нечасто. Как и Ева, я приплыл туда, чтобы посмотреть на Большую Землю.

Надо было сказать ей: «Выходи за меня замуж». Но она не согласилась бы предать свой родной «пузырь», а я не согласился бы предать свою мечту. Я хотел жить в огромном мире над волнами и уже знал, что для этого необходимо.

Правда, до рождественских открыток я в то время еще не додумался.

Я обожал эту синеглазую ведьму из морской пучины, и теперь понимаю: надо было все-таки уступить. Черт бы побрал мой независимый характер. Если бы мы с ней были нормальными людьми... Но мы не были нормальными людьми, вот в чем беда.

Ева, где бы ты ни была, я не скажу о тебе дурных слов. Надеюсь, ты счастлива с Джимом, или Беном, или как его там...

— Пей, — повторил я. — Попробуй с кока-колой.

Я осушил стакан коки, он — коки с двойной порцией «Бакарди».

При этом он жаловался на скуку.

— Подбирается ко мне, проклятая, — вздыхал старик.

— Ну ладно, пора и на боковую, — сказал я.

— Пора так пора. Можешь ложиться на мою койку, мистер Хемингуэй.

— Спасибо, дружище.

— Я тебе показал, где одеяла?

— Да.

— Ну, тогда спокойной ночи, Эрни.

— Спокойной ночи, Билл. Завтрак за мной.

— Идет.

Зевая, он побрел прочь.

Я выждал полчаса и принялся за работу.

С его метеостанции можно было выйти непосредственно на Центральный. Я хотел сделать аккуратную вставочку в программу. На пробу.

Спустя некоторое время я понял: получилось! Теперь я могу поместить в Центральный любую информацию, и никто не поставит ее под сомнение!

В тот вечер я казался себе чуть ли не богом.

Ева, быть может, зря я не выбрал другой путь.

Утром я помог Биллу Меллингсу справиться с похмельем, и он ничего не заподозрил. Мне отрадно было сознавать, что у этого славного старика не возникнут неприятности, даже если кто-нибудь мною заинтересуется. Потому что дядя Билла — сенатор в отставке.

А сам я теперь мог стать кем угодно. Мог запросто создать новую личность (год рождения, имя, сведения об образовании и т.д.) и занять приличествующее место в обществе. Для этого требовалось лишь включить передатчик на метеостанции и ввести в Центральный программу. Стоило ненадолго выйти в эфир — и можно было начинать жизнь в любой инкарнации. Ab initio[3].

Ева, я хотел быть с тобой! Как жаль, что этому не суждено было сбыться.

Думаю, правительство тоже знает этот трюк и время от времени им пользуется. Но у меня преимущество: правительству неведомо о существовании «независимого подрядчика».

Я знаю многое из того, о чем не следует знать (даже больше, чем необходимо), хотя с уважением отношусь к «детекторам лжи» и «сывороткам правды». Дело в том, что свое подлинное имя я храню за семью замками. Известно ли вам, что полиграф Килера[4] можно обмануть не менее чем семнадцатью способами? С середины двадцатого века его так и не усовершенствовали.

Лента вокруг грудной клетки и датчики потовыделения, присоединенные к подушечкам пальцев, могли бы дать чудесный эффект, но эти хитроумные устройства покуда никем не созданы. Возможно, именно сейчас над усовершенствованием «детектора лжи» бьются несколько институтов, хотя результатов пока что-то не видать. Я могу сконструировать такой «детектор», который никому на свете не удастся обмануть, но сведения, добытые с его помощью, в суде по-прежнему будут цениться невысоко. Другое дело — психотропные вещества. Впрочем, они тоже не всемогущи. Например, патологический лжец способен не поддаться амиталу или пентоталу. Под силу это и человеку, невосприимчивому к наркотикам.

Но что такое «невосприимчивость к наркотикам»?

Вам когда-нибудь приходилось искать работу и проходить тестирование на уровень интеллекта и смекалку? Уверен — приходилось. Сейчас каждый с этим сталкивается (кстати, результаты всех тестов поступают в Центральный). Постепенно вы к этому привыкаете, приобретая качество, которое психологи называют «невосприимчивостью к тестам». То есть вы заранее знаете правильные ответы.

Да, именно так. Вы привыкаете давать ответы, которых от вас ожидают, и осваиваете некоторые приемы, позволяющие выиграть время. Вы утрачиваете страх перед тестами, сознавая, что можете предугадать все ходы противника. Невосприимчивость к наркотикам — явление того же рода. Если вы не боитесь «сыворотки правды», и если раньше вам приходилось испытывать на себе ее воздействие, — вы ей не поддадитесь.

— Я задал вопрос. Отвечайте, черт побери!

Я всегда считал, что страх боли, подкрепляемый самой болью, неплохо развязывает язык. Теперь я решил испробовать это на практике.

Встав спозаранку, я приготовил завтрак. Налил стакан апельсинового сока и потряс старика за плечо.