Роберт Силверберг - Через миллиард лет

Ветер с постоянством, достойным приличной транспортной фирмы, несет по равнине тонны пыли и песка. А здешний холод – это не беспокойство, это беда. Некоторым, например, Пилазинулу, он не мешает (зато профессор очень страдает от песка в суставах). Доктор Хорккк – уроженец холодной планеты.

Да-да, вокруг такого жаркого солнца, как Ригель, вращается мир с приполярными погодными условиями, правда, достаточно далеко. Так что доктор Хорккк наслаждается этим ураганом, как прохладным бризом. У Миррика слишком толстая шкура. Ему просто все равно. А остальные очень-очень несчастны.

Пейзаж тоже не радует. Кривые деревья, низкий кустарник (всю эту флору отбирали по способности укорениться на песке, внешние данные экологов не интересовали), низкие холмы, кратеры и просто ямы.

Отец, наверное, немало порадовался бы, узнав, какие черные мысли преследовали меня всю эту неделю.

– Пусть пеняет на себя, юный идиот! – сказал бы он. – Пусть замаринуется в своей археологии! Пусть окаменеет! Я его откопаю и поставлю на каминную полку.

Тебе когда-то крупно повезло, сестренка. Ты пропустила весьма основательную семейную ссору, возникшую из-за моего выбора профессии.

Когда мы посещаем тебя, отец старается держать себя в руках. Ты, думаю, все равно представляешь, что творилось в доме, но подлинный накал страстей не дошел до тебя даже в виде суррогата.

Надо сказать, я был крайне разочарован, когда отец поднял весь этот шум из-за того, что я собрался стать археологом.

– Найди себе настоящую работу! – кричал он. – Если тебе хочется повидать свет, становись пилотом! Ты знаешь, сколько денег они гребут за рейс? Какие у них пенсии? У них мозоли на пальцах от кредиток, которые им приходится считать! Или межпланетное право – вот это, понимаю, профессия!

Многоступенчатые законы. Перекрестный допрос на планете, где жители не пользуются речью! Сколько возможностей, Том! Черт, я знал одного адвоката с Капеллы-12, он ничего не делал, только костюмы менял, а у него были заказы на десять лет вперед и шесть клерков в конторе!

Если ты когда-нибудь получишь эту запись, Лори, надеюсь, оценишь то мастерство, с которым твой ничтожный брат изобразил нашего Хозяина и Повелителя. По-моему, я нашел верный тон – смесь мужественности и сердечности с лицемерием и цинизмом. Правда, хорошо получилось? Нет, сотри это, забудь. Наш отец не лицемер, просто у него свои понятия о жизни.

Мы с тобой знаем, что отца не назовешь интеллигентом. Но мне всегда казалось, что, несмотря на крайнюю занятость и сугубо мирские интересы, отец прекрасно понимает, что во Вселенной помимо денег существует еще много чего. В конце концов, он получил ученую степень в Фентнорском университете. Он специализировался по администрированию, но Фентнор такое место, что, хочешь не хочешь, а знаний там наберешься. Неграмотным остаться не дадут. Слишком дорожат честью фирмы. И еще я думал, что отец не относится к той породе реакционных типов, которые не дают своим детям самостоятельно выбрать себе дорогу. Его девизом всегда было: «Живи и дай жить другим». Поэтому мне было и больно, и обидно, когда он так ополчился на мою археологию.

Понятно, чего ему от меня надо. Отец хочет, чтобы я занялся торговлей недвижимостью и продолжил его дело. Но ничто в моей душе не отзывается на слово «недвижимость», и я довольно ясно дал ему это понять уже тогда, когда мне исполнилось шестнадцать. Ведь так? Отец ловит свой кайф, не говоря уже о крупных суммах, от того, что строит на дальних мирах трущобы.

Для него возведение дома за сутки – высший акт творчества. Нет, действительно, некоторые его проекты были просто великолепны, например цепочки плавающих домов, которые он сочинил для газового гиганта в системе Капеллы, или универмаг с разной силой тяжести, в разных отделах, построенный им для Муливомпа. Но я даже в детстве не строил домов из кубиков. Нет у меня тяги к этому делу.

Черт побери, почему я должен заниматься «полезной» и «выгодной» работой (узнаешь любимые отцовские выражения)? Его сын может позволить себе заниматься совершенно непродуктивной чистой наукой – разве это не лучшее оправдание его неприлично большому банковскому счету?

Ну вот, я и отправился откапывать старые пуговицы и катушки на холодной неприветливой дождливой планете.

Хватит. Довольно жаловаться на отца тебе, Лори. Я знаю, ты разделяешь мои чувства и на все сто процентов на моей стороне. Отец выбрал свой путь, а я пошел своим. Наверное, когда-нибудь он смягчится и простит мне, что я отвернулся от межпланетного права и его любимого домостроительства. А если нет, что ж, полагаю, мне удастся избежать голодной смерти, занимаясь тем делом, которое мне нравится больше всего.

Сейчас это дело – археология, хотя не могу сказать, что мое нынешнее занятие вызывает у меня приливы энтузиазма.

Попробуем психотерапию. Сейчас я лягу, закрою глаза и постараюсь убедить себя, что цель близка.

Извини за трехчасовой перерыв. Меня позвали помочь сделать одно тяжелое, скучное и чрезвычайно полезное дело.

А занимались мы тем, что запихивали в наш холмик телескопы на световодах, чтобы посмотреть, что там внутри. Световод – это тонкий стеклянный провод, который передает неискаженное оптически изображение с одного конца на другой. При дневном свете. Чтобы запустить их в склон холма, нужно просверлить дыры, что и сделала Келли при помощи любимой вакуумной лопаты. Действие это требовало чрезвычайной осторожности: мы могли впилиться прямо в развалины базы и что-нибудь там порушить.

Келли я тоже недооценил. Оказывается, она замечательный вакуумный копальщик.

Итак, Келли наделала аккуратных маленьких норок, а потом мы притащили катушки со световодами и начали тихо и осторожно заталкивать эти спагетти внутрь холма. Загнали за день четыре штуки на расстоянии метров двадцати друг от друга. Мы с Яной ворочали катушку вдвоем, и все равно было тяжело.

Телескопы присоединили к монитору. Большие светила все еще не могут от него оторваться, надеясь увидеть в сердце холма что-нибудь полезное.

Наступают сумерки. По крыше домика стучит дождь. Очень приятно осознавать, что я внутри. Я сочиняю тебе письмо. Говорю тихо, потому что не хочу мешать Саулу с Мирриком – они играют в шахматы. Страшно смотреть, как такая громадина, как Миррик, снимает с доски хрупкую шахматную фигурку кончиком желтого клыка.

В окно я вижу, что от раскопок по направлению к домикам бежит Яна.

Она крайне возбуждена, что-то кричит, но окно закрыто, и я ее не слышу.

Час спустя. Уже совсем темно. Яна принесла весть, что мы наконец добились своего. Боссам удалось вывести на монитор расположение покойницы-базы. Мы сбились с курса меньше чем на двадцать метров. В расчетах кто-то потерял запятую, и потому мы так отклонились. Никогда не любил математику. Впрочем, еще успеем все поправить.