Влад Савин - До основанья. А зачем?

В небе горели звезды, как драгоценные камни на черном бархате, виденные ей когда-то давно, в иной жизни, у матери на столе. Она не знала названий звезд и созвездий, и он говорил ей их, а после вдруг попросил выбрать одну звезду, и она указала на ту, что показалась ей самой яркой и близкой — Альтаир в созвездии Орла, ту, что на его родине звали Звезда Даир. Они стояли на пустой палубе, подняв глаза вверх и словно увлекаемые в небесную бездну, и им не надо было слов, чтобы понять друг друга; затем они сошли в каюту, и она впервые забыла про огонь мести, сжигающий ее непрерывно с того самого, страшного дня, как забыла и про данный тогда же обет не принадлежать больше никому.

Она не смогла забыть ту ночь, как ни старалась. Он взял себе то имя — Даир. Скрывая свои чувства, они встречались тайно, на случайных квартирах или в дешевых номерах, до того петляя по улицам, стараясь не попасться на глаза как полицейским шпикам, так и своим же товарищам. Потом родился сын — их сын. Она не выдала товарищам отца, сказав, что это была случайная связь в дороге.

Она думала, какой бы хорошей она была матерью, если бы революция уже победила. Пока же она, не желая к себе снисхождения, работала с удвоенным рвением, сама вызываясь на трудные и опасные дела. В тюрьме по приказу губернатора были высечены политические; решено было наказать зарвавшегося сатрапа. Боясь, что о ней плохо подумают, она настояла тоже участвовать в выборе исполнителя; жребий выпал ей.

Даир шел рядом с ней по пустынному берегу, у самого края воды; резкий сильный ветер дул в лицо, трепал непокрытые волосы, волны смывали следы на песке. Она была легко одета и промочила ноги, но не думала о простуде. Губернатора хорошо охраняли, и не было надежды остаться в живых; ей были отпущены еще сутки. Она молчала, боясь что Даир заподозрит ее в малодушии, и не знала, что он едва сдерживался просить ее отказаться, так же боясь ее презрения. Она думала, что революционер идет на смерть, молча стиснув зубы, а он считал, что его долг сказать ей одно слово — иди! Так они и расстались, уверенные, что больше никогда не встретятся, и так и не сказав тех единственных слов, которые влюбленные говорят друг другу. Но нужны ли были им эти слова?

Утром того дня, уже принаряженная к аудиенции, она отвезла своего ребенка в воспитательный дом. И поспешно убежала, чтобы не слышать его удивленного писка "мама" — других слов выговаривать он еще не умел. После, еще не веря, что осталась в живых, она хотела его забрать — но товарищ Первый сказал: выбирай. Пусть лучше нас будет меньше, зато на каждого можно положиться, как на солдата, готового без промедления выполнить любой приказ. и не имеющего ничего лишнего. С ребенком ты должна будешь тотчас уехать из Зурбагана и забыть про всех нас.

Она осталась, стыдясь признаться самой себе, что ее удержала в рядах Организации не только и не столько преданность революционному делу, а желание видеть Даира и встречаться с ним. Она не раз приходила в воспитательный дом, принося сыну лакомства и подарки, и утешая себя тем, что так будет лучше. У нее не было тогда постоянной квартиры, зато она с нетерпением ждала и делала революцию — когда богачей выгонят из их дворцов, и все будет по-другому. Она ненавидела сытых, вместе с их женами и детьми — и ее беспощадность стала в Организации легендой; мало задумываясь об идейных вопросах, она жестоко мстила за свою поломанную жизнь.

Все рухнуло в одночасье. Их встречи с Даиром проходили в глубокой тайне; откуда Организации стало известно о ее самовольных приездах в Зурбаган? Для товарищей все было ясно: она встречалась с кем-то, нарушив приказ. Она отказалась назвать этого человека. Как раз в то время полиция захватила груз "Зоры". Вывод был однозначен. Товарищ Первый не раз повторял: целесообразность должна быть сейчас выше справедливости. Должно пожертвовать одним товарищем, может и невиновной, чем ставить под угрозу всю Организацию — при опасении гангрены подозрительные ткани безжалостно отсекают, чтобы не погиб весь организм!

Она молчала, не произнося имени Даира, потому что знала — даже если ей поверят, их тотчас же разлучат, и они никогда больше не встретятся. Его пошлют, к примеру, в западную губернию, устраивать переброску через границу "Красного Петуха", а ей дадут поручение где-то в другом конце страны. Она этого не вынесет: лишь он и ребенок, до сего дня привязывали ее к жизни — но сейчас она с ужасом подумала, что если после победы имена погибших за правду и счастье будут высечены на стене, к которой станут приходить потомки, жалеющие, что им не пришлось жить в пору великих свершений, то где будет имя той, кто умрет изменницей? Но изменить что-либо было нельзя, и оставалось лишь надеяться, что сейчас придет Даир, бывший как раз тем, ожидаемым членом суда, и сумеет убедить остальных в ее невиновности. Она ждала — и не знала, что Даир не придет никогда.