Александр Казанцев - Том (4). Купол надежды

– Вам еще придется говорить в США со следователями и другими чиновниками и вызывать своего адвоката. Вы принесли в самолет чемодан журналиста?

– Я не знаю, что в нем было. Наверное, обычное барахло.

– Не слышали ли вы в чемодане тиканья часов?

– О сеньора! Меня изувечила эта проклятая семейка. Я стал туг на ухо и ничего не слышал. Я и вас-то слышу с трудом.

– Современные адские машины делают без часовых механизмов, – заметил Спартак. – Химический или радиоактивный запал.

– Ясное дело, – согласился Остап. – Нормально. Из такого типа признание добрым словом не вышибешь, надо припереть его к стенке.

– Что он говорит, сеньора? Я требую, чтобы его слова были переведены на принятый здесь международный язык.

– Он говорит, – сказал Спартак по-латыни, – что вас, господин Мурильо, надо припереть к стенке.

– Что? – испуганно завопил Мигуэль. – Меня хотят поставить к стенке, расстрелять? Это самосуд! Я требую вмешательства академика Анисимова. Он не допустит расстрела ни в чем не повинного человека, который позволил себе лишь выкурить одну сигарету. За это не расстреливают, не расстреливают!..

– Не бойтесь, – заверила я его. – Если вас будут судить, то не за сигарету, а за соучастие в диверсии, погубившей самолет «Конкорд» вместе со всеми пассажирами и экипажем.

– Я ничего не знаю об этом. Спросите лучше мистера Смита. Его багаж я нес, а не свой. И я не мог знать, что несу.

– Это другое дело, – оказал Спартак. – А сейчас смывайся, пока мы с Остапом не добавили тебе к тому, что ты уже получил от семейства Педро.

Мигуэль Мурильо исчез.

У нас, добровольных исследователей, было слишком мало доказательств того, в чем мы были уверены.

Но что толку от нашей уверенности? Она никого не убедит!»

Глава десятая. Рейс спасения

«Я была в отчаянии! В отчаянии от того, что не могу удержать Николая Алексеевича от полета в Нью-Йорк.

Там на Генеральной Ассамблее ООН некоторые страны под давлением заинтересованных монополий потребовали, чтобы «Город-лаборатория прекратил существование, поскольку Особая комиссия ООН, трагически погибшая при возвращении, по свидетельству чудом уцелевшего журналиста, высказалась против продолжения эксперимента».

Умом я понимала, что Николаю Алексеевичу необходимо отбить в Нью-Йорке нападение, но сердцем…

Словом, не знала, что делать.

Николай Алексеевич, огромный, уверенный, спокойный, как утес, участливо выслушивал мои тревоги с тем тактом, на который только он один способен. Однако оставался непреклонным в своем намерении. Его действительно как скалу нельзя сдвинуть с места, если он что-либо продуманно решил.

На Генеральной Ассамблее вслед за советским делегатом выступили представители прогрессивных стран. И в результате принятие решения о Городе-лаборатории было отложено до прибытия на Ассамблею его Генерального директора.

За академиком Анисимовым прилетел из Москвы специальным рейсом сверхзвуковой лайнер Ту-144М (модернизированный вариант первого в мире сверхзвукового самолета).

Николай Алексеевич ласково утешал меня:

– Не следует находиться во власти сенсационных легенд, родная. Это нонсенс! Подобными вымыслами мог пользоваться лишь такой субъект, как господин Генри Смит, дабы выгородить себя при твоих расспросах.

– Но ведь он цитировал авторитетные сообщения!

– Допустим, он говорил о фактах. Но их можно объяснить и без привлечения «зловредной деятельности» инопланетных гуманоидов на Земле.

– Как же объяснить? – спросила я упавшим голосом, подумав об отце и его возможной связи с этими пришельцами.

Пусть буду выглядеть непроходимой дурой, но я готова умолять папу обеспечить одному ему известными путями безопасность полета Николая Алексеевича. Конечно, папа посмеется надо мной, чего доброго, обзовет «бабой». Ну и что ж! Пусть баба! Честное слово! Должно быть, в этом моя сущность!

А Николай Алексеевич продолжал:

– В районе Бермудского треугольника, кроме понижения там уровня океана, обнаружены вихревые морские течения, неизвестные в других местах. Они способны вызвать самые необычные погодные условия, когда полностью исчезает видимость, нарушается радиосвязь. При взаимодействии же с сильными ветрами возможно возникновение волн, вызывающих инфразвуки с частотой около пяти герц. Такие частоты, не воспринимаемые слухом, губительны для людей, вызывают у них не только психическое расстройство, но даже и гибель! Вот почему там могли исчезать самолеты, которыми уже некому было управлять, и погибали корабли; или с них в панике, рожденной психическим расстройством из-за инфразвуков, бежали все пассажиры и команда. Естественно, что на той высоте, на которой пролетит наш сверхзвуковой лайнер, все эти явления не могут сказаться в такой мере, как при патрульном полете исчезнувших самолетов из Флориды или надводном плавании судов.

– Но ведь «Конкорд» летел так же высоко!

– Это еще одно логическое заключение для выводов твоего расследования. «Конкорд» не мог погибнуть над Бермудским треугольником из-за причин, которые я перечислил.

– А гуманоиды? Может быть, они управляют временем или четвертым измерением?

– Это уже, прости меня, чистые спекуляции!

– А самолет, который пробыл в безвременье десять минут?

Николай Алексеевич задумался:

– Видишь ли, мы мало знаем о времени как субстанции. Есть ученые с именами, которые допускают возможность вмешательства в эту загадочную субстанцию. Что касается меня, то я не допускаю приравнивания времени к другим координатам континуума «пространство – время». И время в нем особая, воображаемая координата, движение по которой и характеризует существование материи. Материя проявляется, поскольку она движется во времени. И, разумеется, движется лишь в одном направлении. Время не температура, которая может повыситься или понизиться, оно неадекватно ей, как необоснованно полагают авторы некоторых гипотез.

– А при достижении околосветовых скоростей?

– Течение времени замедлится. Теоретически по Лоренцу – Эйнштейну, практически – в результате эксперимента с американским реактивным самолетом, часы на котором отстали за время облета земного шара.

– А не потому ли отстали часы на злополучном самолете в Майами на десять минут, хотя он не летал вокруг Земли, а всего лишь шел на посадочную полосу аэродрома?

– Не знаю, родная. Вспоминаю слова Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».