Дэвид Вебер - Честь королевы

– Они сказали, это потому, что мы женщины, – выдохнула Мей-Линь. – Они… они смеялись над нами, и делали нам больно, и сказали… сказали, что это Б-Божья воля, наказывать… наказывать сатанинских шлюх!

Она открыла глаза и села повыше, глядя в лицо Хонор и сжимая ее руку.

– Мы отбивались, мэм. Мы отбивались! Но мы были в наручниках, а их было так много! Пожалуйста, мэм – мы старались! Мы правда старались!

– Я знаю, Мей-Линь. Я знаю, – сказала Хонор сквозь слезы, обнимая истерзанное тело девушки, и энсин слегка расслабилась. Она положила голову на плечо Хонор и продолжила надломленным голосом:

– К-когда они… закончили, они… притащили нас обратно. Капитан – капитан Альварес – сделал что смог, но он не знал, капитан. Он не знал, что они будут делать!

– Я знаю, – снова прошептала Хонор, и энсин сжала зубы.

– Потом они опять пришли, и-и я больше не могла сопротивляться, мэм. Я просто не могла. Я пробовала, но… – Она с трудом вздохнула. – А коммандер Брайэм могла. П-по-моему, она кое-кого из них сильно задела, п-пока они ее не сбили с ног, а потом они ее били, и били, и били! – Голос ее взбирался все выше и выше, и, пока она дрожала в объятиях Хонор, медик подошел на выручку со шприцем.

– Капитан пытался их остановить, мэм. Он пытался… а они его сбили прикладами, а потом… потом…

Ее затрясло, и Хонор прикрыла ей рот рукой, не давая говорить, пока не подействует укол. Она уже заметила громадную засохшую лужу крови на полу камеры и отходящие от нее потеки, где кого-то протащили к двери.

– А потом они снова нас изнасиловали, – сказала Джексон ставшим наконец сонным голосом. – И снова, и снова… и они сказали, что их командир поступил очень мило… выделив им собственных шлюх.

Ее неровный голос прервался, и Хонор уложила ее на носилках, поцеловала грязный, в синяках, лоб. Потом она спрятала обвисшую руку девушки под одеяло и поднялась на ноги.

– Присмотрите за ней, – сказала она старшему медику морской пехоты, и женщина кивнула, сама вся в слезах.

Хонор повернулась к двери камеры. Выходя, она достала оружие и проверила заряд.

Майор Рамирес обратился к капитану Харрингтон, едва она показалась из-за поворота.

– Капитан, что мне…

Она прошла мимо, будто он и не открывал рта. Лицо ее было абсолютно лишено выражения, но уголок рта неудержимо дергался, а в руке у нее был пистолет.

– Капитан? Капитан Харрингтон!

Он потянулся схватить ее за руку, и она наконец на него посмотрела.

– Отойдите, майор, – несмотря на ее увечье, каждое слово было идеально четким. – Расчистите этот сектор. Найдите всех наших людей. Вывезите их отсюда.

– Но…

– Вы получили приказ, майор, – сказала она тем же холодным стальным тоном и высвободилась из его хватки. Она снова двинулась по коридору, а он беспомощно смотрел ей вслед.

Дойдя до морских пехотинцев в проходе, она даже не подняла головы. Она просто двинулась вперед, и они рассыпались в стороны, как перепуганные дети. Отделение сержанта Тэйлон начало занимать позиции вокруг нее, но она резким жестом отослала всех прочь и пошла дальше.

Лейтенант Тремэйн уставился ей вслед, прикусив губу. Он слышал о том, что нашла морская пехота. Сначала он не поверил – не хотел верить, – но потом медики пронесли мимо него носилки с коммандером Брайэм. Тогда он поверил, и ярость морских пехотинцев не шла ни в какое сравнение с его собственной, потому что он хорошо знал Мерседес Брайэм. Очень хорошо.

Капитан сказала, что хочет побыть одна. Она приказала всем оставить ее в одиночестве. Но Скотти Тремэйн видел ее лицо.

Она свернула за угол коридора, и он решился. Он отложил плазменный карабин и поспешил за ней.

Хонор взбиралась по засыпанным обломками ступеням, игнорируя тяжелое дыхание кого-то, кто пытался угнаться за ней. Это не имело значения. Ничто не имело значения. На нее работали длинные ноги и маленькая сила тяжести, она мчалась по ступеням, протискиваясь мимо попадавшихся морских пехотинцев, шагая по лужицам крови масадцев, и ее единственный глаз сверкал, как расплавленная сталь.

Она пошла по последнему коридору, не отрывая взгляда от распахнутой двери столовой, а сзади кто-то звал и звал ее. Голос был отдаленный и нереальный, бесплотный, и она вошла в переполненную комнату, не обращая на него внимания.

Офицер морской пехоты отдал ей честь, потом в ужасе попятился, а она прошла мимо, будто он и не существовал. Она оглядела ряды пленных, ища нужное ей лицо, и нашла его.

Капитан Уильямс поднял глаза, будто чувствуя ее ненависть, и побледнел. Она пошла к нему, расталкивая всех на своем пути, и голос, звавший ее по имени, стал еще громче – кто бы это ни был, он пробивался через толпу вслед за ней.

Уильямс попытался увернуться, но ее левая рука вцепилась ему в волосы, и он завопил от боли, когда Хонор ударила его головой об стену. Его губы шевелились, выплевывая слова, которых она не желала слышать, и она правой рукой приставила ствол к его лбу и начала нажимать на спуск.

Кто-то схватил ее за руку и дернул, пистолет загудел, и взрыв дротика оцарапал крышу столовой. Она рванулась из удержавших ее рук, пытаясь отбросить помеху, но кто бы это ни был, держал он крепко, а в ухо ей что-то кричали.

Послышались еще крики, новые руки оттащили ее от Уильямса, а тот упал на колени, рыдая от ужаса и захлебываясь рвотой. Она отчаянно отбивалась, но так и не сумела освободиться и сама упала на колени. Кто-то вырвал у нее пистолет, а кто-то еще взял ее за голову и повернул к себе.

– Шкипер! Шкипер, нельзя! – почти всхлипнул Скотти Тремэйн, держа ее лицо обеими руками, а по щекам у него текли слезы. – Пожалуйста, шкипер, без суда нельзя!

Она отстраненно смотрела на него, не понимая, при чем тут вообще какой-то суд, и он слегка встряхнул ее.

– Пожалуйста, шкипер. Если вы застрелите пленного без суда, флот… – Он глубоко вдохнул. – Нельзя, мэм, хоть он этого и заслуживает.

– Да, вам нельзя, – сказал голос холоднее замороженного гелия, и на лицо Хонор вернулось осмысленное выражение, когда она увидела адмирала Мэтьюса. – Я прибыл, как только смог, капитан. – Он говорил медленно и четко, словно понимая, что к ее рассудку надо пробиваться. – Ваш лейтенант прав. Вы не можете его убить. – Она уставилась в его глаза, и что-то в ней оттаяло, когда она увидела боль, стыд и ярость, кипевшие в его душе.

– И что дальше? – Она не узнавала собственного голоса, и губы Мэтьюса искривились в гримасе презрения и ненависти, когда он посмотрел вниз, на всхлипывающего масадского капитана.

– Но я могу. Не без суда. У него будет суд, уверяю вас, у него и у всех животных, которых он спустил на ваших людей. Суд будет абсолютно, безукоризненно честный, и как только он закончится, этот садистский кусок дерьма и все остальные, кто за это в ответе, будут повешены, как и полагается мрази. – Он взглянул на нее в упор, и его холодный голос был тих. – Клянусь вам в этом, капитан, честью грейсонского флота.