Кори ДОКТОРОУ - Журнал «Если» 2008 № 01

Но окончание эпопеи о Гарри Поттере поставило точку и еще в одном, весьма насущном для взрослых людей вопросе. А именно – разрешило давние дебаты о главном критерии успеха. Все так или иначе причастные к искусству люди давно задаются вопросом: почему некоторые искусства имеют такой оглушительный успех, что становятся общественным явлением, а другие, ничуть не менее качественные, в лучшем случае всего лишь окупаются? В чем же «формула успеха»?

После выхода седьмого тома ответ ясен – в универсализме. Собственно, впервые об этом заговорили кинокритики после непредсказуемого, ошеломляющего успеха мультипликационных фильмов вроде «Шрека», «Мадагаскара» и т.п. «Почему?! – всполошились все, как в курятнике, – Почему этот детский жанр начал вдруг ни с того, ни с сего давать огромные сборы?» И тот же Шрек прямым текстом все объяснил. Помните его знаменитый монолог про слои? Вот в этих-то слоях все и дело. Надо просто делать фильмы-луковицы: где дети считывают один слой, самый верхний, взрослые снимут слой тот, что поглубже, но в восторге окажутся и те, и другие. Беспечные несовершеннолетние радостно посмеются над веселыми приключениями зверушек из «Мадагаскара», а сидящие рядом родители, затравленные корпоративной культурой и дресс-кодом, будут яростно аплодировать идее побега из благоустроенной тюрьмы.

В литературе до «Гарри Потте-ра» подобного универсализма, за редким исключением, не было. Была великая взрослая литература и великая детская литература, аудитории практически не пересекались. Смешно представить себе сорокалетнего мужчину, читающего в метро «Карлсона» – при всей гениальности Линдгрен. Последним романом Роулинг подтвердила, что возможны не только фильмы-луковицы, но и книги-луковицы. «Гарри Поттер и Дары смерти» – стопроцентный универсальный роман, который уже без малейших скидок может играть на поле взрослой литературы.

И дело, как вы понимаете, вовсе не в количестве убитых героев. Дело в слоях.

Вадим НЕСТЕРОВ

Евгений ВОЙСКУНСКИЙ. НОВЫЕ ПУТИ БЫТИЯ

В № 7 за 2007 год «Если» напечатал фрагмент из книги воспоминаний ветерана отечественной НФ Евгения Львовича Войскунско-го. Этот материал вызвал много откликов и пожеланий продолжить публикацию писательских мемуаров. Мы обратились к Евгению Львовичу, и он предложил нам свежий очерк из своей книги, посвященный еще одному мэтру советской НФ – Георгию Гуреви-чу, которому в прошлом году исполнилось бы 90 лет.

Георгий Иосифович Гуревич родился в 1917 году в Москве – как говорится, ровесник Октября. Он был вундеркиндом – в четырехлетнем возрасте выучился читать и писать, более того – сочинять. Вывел печатными буквами название первого своего сочинения: «Конь хробрец», далее шло несколько строчек о покупке коня, но затем вдохновение юного автора иссякло.

Лошади были сильным впечатлением его раннего детства. Напротив дома разгружали телеги с мукой, стояли извозчики, лошади «мотали головами, засунутыми в торбы», и мальчик Жора, глядя на них в окно, думал о том, что, когда вырастет, непременно станет извозчиком.

Но не только лошади. Часами сидел мальчик над томами Брема, разглядывая на картинках зверей. Ему хотелось их всех перерисовать, а еще лучше увидеть наяву, и для этого объехать все материки. Он накидывался на географические карты, перерисовывал их, мысленно путешествовал (признаюсь, что и я с детства увлекался географией, рисовал карты. Даже и сейчас, в конце жизни, люблю листать атлас).

Мальчик-вундеркинд подрастал, все больше проявлялась в нем душа исследователя, фантазера. Не только география – химия его увлекала. Хотелось понять, как устроены, из каких элементов состоят все вещи, вся материя и, конечно, всё живое, одушевленное. С юных лет отличался Георгий Иосифович глубокомыслием.

Он писал рассказы, стихи, начинал (и бросал) романы. В школе был прекрасный учитель литературы, однофамилец, он организовал литературный кружок. Нередко приглашал на занятия кружка писателей. В книге воспоминаний Гуревич впоследствии напишет, как приходили на кружок приглашенные Борис Пильняк, Сергей Третьяков, Лев Кассиль, Корней Чуковский. «Чуковский читал нам отрывки из «Чукоккалы», тогда еще не изданной, рассказывал о Блоке, Репине, Маяковском. Больше всего мне запомнилось, как Маяковский с утра уходил бродить по прибрежным скалам, шагал, шепотом повторяя слова, а к вечеру приносил четыре новых строки, в удачный день – восемь строк для «Облака в штанах», и за ужином читал все с начала плюс новые строки. А пятилетняя дочка Чуковского запомнила все наизусть и однажды потрясла родителей, декламируя: «Выбласывается как голая плоститутка из голящего публицного дома»…

Уже тогда, в школе, Георгий твердо знал, что будет писателем. По окончании школы он поступил в архитектурный институт, но проучился там недолго: «Ошибся я. Понял, что не архитектурная у меня душа. В распоряжении архитектора мало слов (архитектурные элементы я имею в виду: окна, стены, панели, капители, пилястры), а у литератора десятки тысяч, сумей распорядиться, сказать оригинально оригинальное».

Гуревич перешел в строительный институт, но в 1939 году его призвали в армию. На Дальний Восток загудел-поехал длинный состав, набитый новобранцами. И вот ведь странное дело: лошади были детской привязанностью мальчика Жоры – и здесь, в степной глуши близ китайской границы, угодил он в кавалерийский полк.

Служба занимала все время, и лишь стоя в ночном карауле, Гуре-вич мог предаться любимым занятиям – размышлениям и сочинительству. Он сочинял устную поэму «Чудесная история вора, купца и мага» и при этом подсчитывал строки, а потом – отработанные часы. Эту привычку он сохранил и впоследствии, перейдя на прозу («В данный момент, – напишет он в 1994 году, – идет 58228-й час моего литературного труда…»).

В 1945 году, демобилизовавшись, Гуревич возвращается в Москву. Он заканчивает институт, получив инженерный диплом, и начинает многотрудное восхождение в профессиональную литературу.

То были нелегкие времена для научной фантастики (а когда, впрочем, они были легкие?). Господствовала теория – и, разумеется, практика – «ближнего прицела». Партия определила задачи послевоенного восстановления и развития – и нечего рыпаться, заглядывать за очерченные пределы. Что, ты знаешь лучше, чем партия? Мечтать о будущем не запрещается, но лишь о таком, которое завтра может быть осуществлено, например, о великих стройках коммунизма, намеченных товарищем Сталиным. Венцом НФ тех лет был электроуп-равляемый трактор из романа В.Немцова.