Борис Долинго - Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

— В сознании? — спрашивает профессор.

Ассистент кивает.

— Фамилия, звание? — обращается Гильзин ко мне.

— Лейтенант Головарев, — слова даются легче, чем в первый раз.

— Отлично, лейтенант! — восклицает профессор.

— Не вижу ничего отличного.

— Во-первых, хорошо, что вы очнулись первым. А во-вторых, хорошо, что вы уже владеете своей частью лица.

— Что значит своей частью?

— Вы дали согласие на эксперимент, так?

— Д-да. Что со мной сделали?

— Вы остались без ног, — размеренным голосом продолжает Гильзин, — но вместо того, чтобы провести остаток жизни в инвалидном кресле, вы станете элитным солдатом. С чем вас и поздравляю, — улыбка озарила лицо профессора. — Нужно только проверить, как вы приживетесь.

Гильзин глубоко вздыхает и протирает шею платком. В палате, наверное, жарко. Я этого не чувствую.

— Не волнуйтесь, — продолжает он. — Я все объясню. Ноги мы вам сделали. Настоящие. Но не ваши. И управлять ими будете не вы, а тот человек, с которым вы теперь связаны этим телом. У него была повреждена голова. Мозг не задет, но все органы чувств, кроме глаза, были поражены. Поэтому вы будете компенсировать друг друга. — В голосе профессора слышен восторг. Он все больше распаляется, как будто читает речь с трибуны. — У вас же откроются дополнительные возможности, если вы с ним поладите и сможете работать в команде. Вам это уже приходилось делать. Это солдат Птицын из вашего отряда.

В памяти сразу же всплывают образ жены, дочки, родителей. Все те, ради кого я держу оружие. Кто ждет меня в подземке. Я теперь для них мертв. Они меня попросту не узнают. Остаток жизни я проведу с неплохим, но чужим мне человеком.

Гильзин не мешает моим размышлениям. То ли из осторожности, то ли из сочувствия он молча стоит, заложив руки за спину. Я все же беру себя в руки:

— Что за новые возможности?

Он, конечно же, ждал такого вопроса.

— Когда научитесь шевелить головой, сможете полюбоваться собой. Вы в полтора раза прибавили в росте. Это первое. Второе — у вас четыре руки. Две ваших и две Птицына. Также его целый глаз находится у вас на затылке. То есть для вас-то это затылок, а для него лицо. Полезно, не правда ли? Да еще спать можно по очереди, и в случае опасности легко друг друга будить. Хотя не знаю, насколько это будет легко. Вы первые, кто попал под этот эксперимент. Проблемы могут возникнуть с перемещением, потому что ноги-то его, а дорогу видите вы. Ну, когда начнете мыслить синхронно, эта проблема тоже отпадет. Только вот объяснять все это ему придется вам. Потому что он не может не только говорить с нами, но и слышать.

— Как же я ему тогда объясню?

— Я думаю, вы будете воспринимать мысли друг друга.

Это значит, мы будем знать друг о друге абсолютно все! А еще больше настораживает фраза «начнете мыслить синхронно». Похоже на то, что я — уже не я. Я — только часть какого-то сверхсущества, созданного искусственно.

Гильзин, помолчав немного, продолжает:

— Теперь о внутренних органах. Пищеварительная система ваша, потому что у вас только один рот, и это, наверное, к лучшему. — На лице Гильзина проскальзывает нерешительная усмешка. — Остальное дублировано. Так что в случае повреждения у вас будут и лишняя печень, и запасная пара почек, и дополнительное сердце с легкими, которые, кстати, позволят вам двигаться с меньшими усилиями и большее время, и еще много чего у вас есть в заначке, о чем вы вряд ли слышали, но со временем разберетесь. Анатомию вам теперь просто необходимо знать.

Теперь меня не так легко убить. А нужна мне такая жизнь или нет, никого не волнует. На войне как на войне.

— Если у вас на данный момент нет вопросов, я вас покину, — говорит профессор. — Отдыхайте, собирайтесь с мыслями, учитесь управлять новым телом. Импульсы все те же. Нервная система не нарушена. Когда очнется Птицын, сообщите медбрату.

Я обращаю внимание на медбрата. Тот неотрывно смотрит на Гильзина. Похоже, знает не намного больше меня.

Может, все не так плохо. В конце концов, я мог вообще не выжить. А вот кем лучше быть: калекой, или подопытным кроликом — я не знаю. С этой мыслью я уснул.

Проснулся я оттого, что почувствовал панику.

В голове путаются мысли, вроде того: «где я?», «что со мной?», «что за ерунда?». Все ясно. Птицын проснулся.

— Спокойно, солдат, — говорю я. Мысленно, конечно, не вслух.

— Да, надо бы успокоиться и рассудить здраво, — думает Птицын. Услышал меня или нет, непонятно.

— Птицын, ты меня слышишь?

— Чертовщина какая-то, — думает Птицын.

— Никакая не чертовщина, — объясняю я, — а твой прямой начальник, лейтенант Головарев.

— С ума сошел? Глюки?

— Нет, Андрей, не глюки. Успокойся. Сейчас во всем разберемся.

— Хорошо, пусть так, но что ты делаешь в моей голове?

С каких это пор мы на «ты», — подумалось мне. И тут же, как ответ: «А что теперь, сюсюкаться?»

Не понял, то ли моя мысль, то ли Птицына.

— Нет, я не у тебя в голове. И ты не у меня. У нас одна голова на двоих, и еще много чего у нас теперь общего. Ты только успокойся и не засоряй мне мозг всякой чепухой. Послушай сначала.

— Хорошо, — успокаивается наконец солдат. — Я весь внимание.

Я пересказываю ему весь разговор с профессором Гильзиным. Сам профессор уже стоит в палате.

— Ну, как дела?

— Как у тебя дела? — спрашиваю я у Андрея.

— Не понял, — удивляется он.

— Гильзин пришел, спрашивает, как у тебя дела. Ты его не слышишь?

— Нет. Не слышу ничего, кроме твоего голоса. Да и тот своим кажется. Странно, что я раньше не заметил.

— Он только очнулся, — говорю я Гильзину. — Я ему все объяснил, переваривает теперь.

— Он что-нибудь слышит?

— Нет, не слышит. Я ему передаю.

— Как освоитесь, постарайся канал наладить, чтоб не пересказывать, а сразу передавать, как мысли передаешь. Много времени сэкономите на этом. Это очень важно. Вы и сами понимаете.

— Как-нибудь на досуге попробую.

— Ладно, какие еще успехи?

Пробую двигать головой. Ничего не получается.

— Слушай, — говорю я Птицыну, — давай голову попробуем повернуть. Сначала вправо, потом влево.

И пытаюсь повернуть. Когда Андрей подключается, голова поворачивается. Я вижу белую стену, совсем рядом от себя.

— Теперь влево, — мысленно произношу я.

Голова поворачивается влево. Вижу медбрата на стуле. Не того, что был в первый раз. Другого. «Смена-то кончилась», — уже соображаю я.

— Чего? — переспрашивает мой сожитель. — Какая еще смена?

— Да медбрат тут не тот, которого я в прошлый раз видел, — отвечаю. А Гильзину говорю: — Вот такие успехи и есть. Только вопрос у меня. Зачем нам слышать все мысли? Нам же только некоторые нужны.