Деймон Найт - Билет куда угодно

А в следующее мгновение Джордж уже спрыгнул на пол, заставив попавшегося ему по дороге Ритнера бешено отскочить в сторону. Часть съемного шлема Доминика отправилась ему в утробу под хриплое утробное урчание. Затем Джордж принялся за ковер. Все это он проделывал в каком-то алчном неистовстве. Двое других горгонов крутились вокруг него с истошными горгонскими воплями, но Джордж продолжал жевать, не обращая на них ни малейшего внимания. Теперь он стал ярко-синим и раздувшимся, но есть не переставал.

— Прекрати! — завопил Альварес. — Джордж, прекрати!

Джордж немедленно застыл. Постепенно его синева исчезла. Другие горгоны с тревогой ощупывали и похлопывали его. Джордж выглядел в полном порядке, но было совершенно очевидно, что в панга-ящик ему уже не влезть ни за какие коврижки.

Теперь Джордж был примерно того же размера, что и двое других — а может, и побольше.

— Альварес, — грозно вопросил Карвер, — а зачем вы…

— Он уже готов был лопнуть, — ответил Альварес, дрожа от возбуждения. — Еще пара кусков и…

Карвер пришел в себя. Он одернул комбинезон и выдвинул подбородок вперед.

— Так или иначе, — сказал он, — горгон был безусловно синим. Вы все это видели — не так ли? И с Божьей помощью это произошло до истечения крайнего срока. Итак, если я правильно понял…

Один из двух горгонов-сопроводителей поднял фоторецепторы. Другой произнес две краткие фразы на своем языке, а затем все трое заковыляли прочь, направляясь к выходу.

— Что он сказал? — вопросил Карвер.

Урбан откашлялся; он снова был бледен.

— Сказал, что посыльный корабль должен быть в готовности, они отправляются домой.

— Посыльный корабль на месте, — негодующе заявил Карвер, — они могут лететь в любую минуту. Но что он сказал насчет наказания?

Урбан снова откашлялся с озадаченным видом.

— Они сказали, что наказание хорошее. Очень суровое — настолько суровое, что за последние двадцать тысяч лет у них никто о таком и не помышлял. Они сказали, что теперь им не придется наказывать Рубинсона и остальных, поскольку вы проделали все необходимое.

— Что? — изумился Карвер. — В чем же тут подвох? Они что — намерены после всего этого отказаться от вступления в Союз?

— Нет, — покачал головой Урбан. — Они говорят, что все мы теперь им панги. Они сделают все, что мы велим — позволят высадиться, позволят построить распределительные центры и заставить их потреблять в огромных количествах…

— Но ведь это уничтожит их! — ужаснулся кто-то.

— О да, — согласился Урбан.

Карвер вздохнул. Почти вся его жизнь была посвящена службе на СИИП, и он гордился своей репутацией. Он словно вел партию в игре, где новые, девственные планеты были призами, а счет он поддерживал с помощью связки крошечных иридиевых пуговок, хранившейся у него в нагрудном кармане.

— Дайте мне знать, когда будут возвращаться Рубинсон и его команда, — пробормотал Карвер в интерком.

Затем было долгое ожидание. Тишина становилась все напряженнее. По всей длине стенного экрана, озаренного светом Седьмой планеты, скользил одинокий серп, сине-зеленый и загадочный в окружающей тени. С ночной стороны выплыла серебряная искорка.

— Они возвращаются, — донеслось из переговорника.

Карвер опять вздохнул.

— Когда пристыкуются, — сказал он, — закрепите посыльный корабль, а затем дайте сигнал постам ускорения. Мы покидаем Седьмую — передайте мистеру Фруману, чтобы он установил первое приближение для нашей следующей по счету планетной системы.

Альварес, дергаясь и неистово гримасничая, треснул себя кулаком в грудь.

— Вы их отпускаете? — возопил он. — Посадки на Седьмую не будет… после всех наших трудов?

Карвер не сводил взгляда с экрана обзора.

— Есть вещи, — медленно и неохотно проговорил он, — которые использованию не подлежат.

Забота о человеке

Наружность канамитов, что и говорить, глаз не радовала. Напоминали они помесь американца со свиньей, а доверия подобная комбинация никак не внушает. Поначалу они просто шокировали — тут-то и крылось их главное затруднение. Если тварь с таким сатанинским обликом явится к вам со звезд и предложит дар, вряд ли вы захотите его принять.

Понятия не имею, какими мы ожидали увидеть пришельцев из другой планетной системы. В смысле, те из нас, кто вообще задумывался на эту тему. Может, ангелочками. Или, по крайней мере, существами, слишком непохожими на нас, чтобы вызывать какое-то отвращение. Наверное, потому-то нами так и овладели оторопь и брезгливость, когда приземлились огромные канамитские корабли, и мы воочию увидели, на что эти твари похожи.

Росту они оказались невысокого. Страшно заросшие — густая серо-бурая щетина с головы до пят покрывала омерзительно пухлые тела. Носы больше походили на рыла. Маленькие глазки. Толстые трехпалые лапы. На себе они носили какие-то доспехи из зеленой кожи и такие же зеленые шорты. Догадываюсь, впрочем, что шорты были всего-навсего данью нашим понятиям о приличиях в обществе. Вообще говоря, эти одеяния с прорезными кармашками и хлястиками смотрелись достаточно стильно. Чего-чего, а чувства юмора у канамитов хватало.

Трое из них присутствовали на очередной сессии ООН — и черт возьми, сказать не могу, до чего нелепо они выглядели, восседая в центре зала на пленарном заседании — три жирных кабана в зеленых доспехах и шортах располагались за длинным столом, окруженные плотными группками делегатов от всевозможных наций. Сидели они подчеркнуто прямо, свесив уши поверх наушников — и с одинаковым радушием взирали на всех ораторов. Впоследствии, насколько мне известно, они выучили все человеческие языки, но тогда еще владели лишь французским и английским.

Чувствовали они себя, казалось, совсем как дома — это, да еще их расположение к людям, заставило меня проникнуться симпатией к пришельцам. Тут я, впрочем, оказался в меньшинстве; но так или иначе, я не ждал от них никакого подвоха.

Делегат от Аргентины забрался на трибуну первым и заявил, что правительство его страны проявило интерес к новому источнику дешевой энергии, продемонстрированному канамитами на предыдущей сессии. Однако без дальнейших детальных исследований правительство Аргентины не могло рассматривать упомянутый источник как основу будущей политики.

Примерно то же самое говорили и все остальные делегаты, но сеньору Вальдесу мне пришлось уделить особое внимание из-за его отвратительной дикции и привычки брызгать слюной. Все же я неплохо управился с переводом, допустив лишь одну-две секундные заминки, а затем переключился на польско-английскую линию, желая послушать, как Грегори справляется с Янкевичем. Янкевич был сущим наказанием для Грегори; так же, как для меня — Вальдес.