Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 3

Мы нашли тела, когда уже понимали, что их нет в живых, и похоронили со всеми почестями. Посмертно им было присвоено звание сержантов; они первыми из новобранцев лагеря поднялись так высоко. От десантника не ждали долгой жизни, смерть была частью его профессии. Но в Мобильной Пехоте очень заботились о том, как ты умрешь.

Один из погибших был Брэкенридж. Другим — парень из Австралии, которого я не знал. Не они были первыми, не они стали последними среди тех, кто погиб на испытаниях.

5

Ты рожден, чтоб быть виновным, иначе

ты не был бы здесь!

С левого борта… ОГОНЬ!

Стрельба — не твое дело, займись-ка

лучше ловлей блох!

С правого борта… ОГОНЬ!

Многое еще случилось перед тем, как мы покинули лагерь Курье, и многому мы научились. Боевая подготовка — сплошные тренировки, упражнения, маневры. Мы учились использовать все: от рук и ног до ядерного оружия (конечно, с холостыми зарядами). Я в жизни никогда не думал, что руки и ноги — такое грозное оружие, пока не увидел сержанта Зима и капитана Франкеля — нашего командира батальона, устроивших показательный бой. Рукопашному бою нас обучал и Суцзуми, всегда вежливый, с белозубой улыбкой. Зим сделал его на время инструктором, и мы обязаны были выполнять его приказы, хотя и не обращались к нему «сэр».

По мере того как наши ряды таяли, Зим все меньше занимался всеми нами одновременно (за исключением смотров) и тратил все больше времени на индивидуальные тренировки. Он как бы дополнял капралов-инструкторов. Внезапно он словно оглох ко всему, кроме своих любимых ножей. Вместо стандартного сделал, отбалансировал и заточил себе специальный нож. При индивидуальном тренинге Зим немного оттаивал, становился более терпимым и даже терпеливо отвечал на неизбежные глупые вопросы.

Однажды во время двухминутного перерыва, которые устраивались между различными видами работ, один из парней, его звали Тэд Хендрик, спросил:

— Сержант, я ведь правильно думаю, что все это метание ножей — скорее забава?.. Зачем тогда так тщательно ее изучать? Разве это нам пригодится?

— Ну что ж, — сказал Зим. — А если все, что у тебя есть, — это нож? Или даже ножа нет? Что ты будешь тогда делать? Готовиться к смерти? Или попытаешься изловчиться и заставить врага получить свое? Ведь это все не игрушки, сынок. И некому будет жаловаться, когда обнаружишь, что ничего не можешь сделать.

— Но я как раз об этом и говорю, сэр. Представьте, что вы оказались невооруженным. Или у вас в руках даже есть какая-нибудь ерунда. А у противника — опасное оружие. И как бы вы ни старались, ничего не сделаете.

Голос Зима прозвучал неожиданно мягко:

— Неправильно, сынок. На свете не существует такой вещи, как «опасное оружие».

— То есть, сэр?

— Опасного оружия нет. Есть только опасные люди. Мы стараемся сделать вас опасными для врага. Опасными даже без ножа. Опасными до тех пор, пока у вас есть одна рука или одна нога и пока вы еще живы… Возьмем теперь твой случай. Допустим, у меня только нож. Цель — вражеский часовой, вооруженный всем, чем хочешь, кроме разве что ядерного заряда. Я должен его поразить быстро и так, чтобы он не позвал на помощь…

Зим чуть-чуть повернулся. Чанк! Нож, которого не было до этого в руке сержанта, уже дрожал в самом центре мишени для стрельб.

— Видишь? Еще лучше иметь два ножа. Но взять его ты должен был в любом случае — даже голыми руками.

— Да… но…

— Тебя все еще что-то беспокоит? Говори. Я здесь как раз для того, чтобы отвечать на твои вопросы.

— Да, сэр. Вы сказали, что у противника не будет бомбы. Но ведь она у него будет. Вот в чем дело. В конце концов, мы ведь вооружаем наших часовых зарядами. Так же будет и с часовым, которого я должен буду взять. То есть я, конечно, не обязательно имею в виду самого часового, а ту сторону, на чьей он воюет.

— Я понимаю.

— Вот видите, сэр! Если мы можем использовать бомбу и если, как вы сказали, это не игра, а настоящая война, то глупо ползать среди бурьяна и метать ножи. Ведь так и тебя убьют, и войну проиграем… Если есть настоящее оружие, почему бы его не использовать? Какой смысл в том, чтобы люди рисковали жизнью, используя пещерное оружие, в то время как можно добиться гораздо большего простым нажатием кнопки?

Зим ответил не сразу, что было совсем на него не похоже. Наконец он тихо сказал:

— Ты вообще рад, что связался с пехотой, Хендрик? Как ты знаешь, ты можешь уйти.

— Я не собираюсь уходить, сэр. Я хочу отслужить свой срок, сэр.

— Понятно. Что ж, по правде сказать, у сержанта нет достаточной квалификации, чтобы ответить на твой вопрос. И, по правде сказать, не стоило мне его задавать. Ты должен был знать ответ еще до поступления на службу. Ты проходил в школе историю и нравственную философию?

— Конечно, сэр.

— Тогда ты уже слышал ответ на свой вопрос. Хотя я могу сообщить тебе свою — неофициальную — точку зрения. Если бы ты хотел проучить малолеток, ты стал бы рубить им головы?

— Нет, сэр.

— Конечно, нет. Ты бы их отшлепал. Точно так же бывают обстоятельства, когда глупо уничтожать вражеский город бомбой: это все равно что отшлепать мальчишку топором. Война — не простое насилие, убийство. Война — это контролируемое насилие, предполагающее определенную цель. А цель — это поддержка решения правительства силой. Нельзя убивать противника только для того, чтобы его убить. Главное — заставить его делать то, что ты хочешь. Не убийство… а контролируемое и целесообразное насилие. Однако цель определяется не тобой и не мной. Не солдатское дело — определять когда, где и как. Или почему. Солдат дерется, а решают правительство и генералы. В правительстве решают, почему и каковы масштабы. Генералы говорят нам где, когда и как. Мы осуществляем насилие. Другие люди — постарше и помудрее, как они сами утверждают, — осуществляют контроль. Так и должно быть. Это лучший ответ, который я могу вам дать. Если он покажется неудовлетворительным, могу направить желающих к более высокому командованию. Если и там вас не убедят — идите домой и оставайтесь гражданскими людьми! Потому что в этом случае вы вряд ли станете нормальными солдатами.

Зим вскочил на ноги.

— Что-то мне начинает казаться, вы затягиваете разговор, просто чтобы меня надуть. Подъем, солдаты! Раз, два! К мишеням. Хендрик, ты первый. На этот раз я хочу, чтобы ты метнул свой нож в южном направлении. Юг — понял! А не север. Мишень должна появиться к югу от тебя, и нож должен полететь туда же. Я знаю, что ты не поразишь мишень точно, но постарайся все же в нее попасть. И смотри, не отрежь себе ухо и не задень никого рядом. Сосредоточься на мысли, что тебе нужно послать нож к югу. Приготовься. Мишень! Пошел!