Журнал «Если» - «Если», 2005 № 02

С помощью этого приборчика — да, понимаю, он крайне странно выглядит — я переориентирую ваши интересы на что-нибудь более полезное для общества. Хотите рисовать картины? Сочинять музыку? Писать фантастику?

— Вы полагаете, я вам поверю?

— Конечно. Вы же умный человек. Вы понимаете, что прибор, наполовину состоящий из радужных силовых полей, в двадцать первом веке создать невозможно.

— Ну да. Это технология двадцать третьего.

Тишина.

— Откуда вам это известно?

— Потому что я из патруля реальности. Я уроженец тридцать третьего века. И моя задача — чтобы восторжествовала именно моя версия истории. Та, в которой нации будут обособлены, где будут существовать империи: где жить станет куда труднее, чем в вашем сахарном сиропе. Да, я знаю о вашей ветви реальности. Тупиковая ветвь!

— Почему это тупиковая? Звездное содружество Земли и Антареса живет счастливо!

Голос Орлова крепнет:

— Да потому, что в начале тридцать третьего века на Землю нападут враги — цивилизация Гекко! Антарес будет выжжен протонными бомбами! Голубые равнины Спики-3 покраснеют от человеческой крови! Земля на долгие годы станет охотничьим заповедником омерзительных бородавчатых ящериц! А знаете, почему? Да потому, что только Россия с ее непрерывной междоусобицей, со своими исканиями, со своим разгильдяйством и шапкозакидательством была бы способна противостоять инопланетной агрессии! А растерзанная, растворенная в мировом — тьфу на него — сообществе Россия своей великой исторической миссии исполнить не сможет! Так что не тычьте в меня программатором, молодой человек. У меня к нему все равно иммунитет…

Раздается странный свистящий звук.

— Убедились? Так-то. У вас есть два выбора. Либо вы убираетесь назад, в свою реальность, и исчезаете вместе с ней. Либо переходите на работу в патруль реальности. В исключительных случаях мы берем сотрудников из тупиковых ветвей развития.

— Я выберу третий путь.

— И какой же?

— Я вас уничтожу. Потом вернусь в свой тридцать второй век. Отрапортую, что задание выполнено. И буду ждать, пока мои сестры не сотрут с лица космоса жалкую человеческую расу!

Слышится хруст — будто рвется что-то мягкое, живое. Потом шелест чешуек. Клацанье зубов. Голос Орлова:

— Ну ты и урод, приятель. Геккошка!

Голос студента почти не изменился, только обрел свистящие нотки:

— И не пытайс-с-ся ос-с-скорбить меня, ж-ж-жалкий человечек. Вам не удастся противос-с-стоять нам! Я — с-с-скольз-з-зящий во времени! С-с-суперагент!

— Вовсе не собираюсь кого-либо оскорблять. Гекко — лучшие друзья людей.

Слышен нечеловеческий хохот.

— А люди — лучш-ш-шая еда гекко!

— Да, так было. Но когда в моей реальности люди дали гекко отпор, вы призадумались. Долгие годы мы шли к миру, и это помогло нам победить пришельцев из галактики М-61.

— Когда это было?

— В тридцать четвертом веке. И не пытайся сделать вид, что не знаешь про это. Путешествовать во времени одинаково легко как в прошлое, так и в будущее.

— А про из-з-збиение яиц ты помнишь? В тридцать шес-с-стом веке?

— Это была трагическая ошибка! В тридцать восьмом гекко и люди снова помирились.

— Ха! Ненадолго!

— Слушай, гекко. Мы в патовой ситуации. Давай выберем одну из линий реальности, которая нас обоих устраивает и попытаемся ее…

— Я тебя с-с-съем!

Слышен грохот. Звуки ударов. Взвизги и уханье неведомых устройств. Временами прорывается свистящий голос Ростислава: "3-з-за-бавное ус-с-стройс-с-ство…", и уверенный баритон Орлова: "А плазмы горяченькой не хочешь?".

Наконец звуки приобретают характер более или менее ритмичного мордобоя. Удары становятся все реже, потом стихают. Ростислав, уже без шипения, произносит:

— Предлагаю передохнуть.

— Поддерживаю.

Противники тяжело дышат. Голос Орлова:

— Ты мне хвост совсем сломал.

— Откуда я знал, что ты тоже гекко?

— Я не гекко. Просто в пятидесятом веке уже нет разницы в формах биологического тела… Так мы далеко не уйдем. Предлагаю кинуть монетку и решить, кто из нас победил. Пусть все решит случай.

— Удача, вы хотите сказать? Давайте. И — предлагаю вернуться к исходным формам.

— Согласен. О, дьявол! Петька?

— Василий Иванович? Живой!

Кто-то из противников всхлипывает. Потом произносит:

— Ведь друзьями были, на одной стороне сражались, а?

— Предлагаю не заходить так далеко. Давай вернемся к исходным формам на момент начала нашего разговора. Я — студент Ростислав, демократических убеждений, обладающий даром предвидения.

— Хорошо, хорошо. Я — комдив Ча… тьфу, я политик Орлов, борец за великорусскую идею.

— Будем бросать монетку? У меня есть евро.

— Нет уж! Вот наш русский рубль.

— Хорошо.

— Я — орел, что логично. Если выпадет орел — я победил.

— Допустим. Ты орел, а я решка.

Щелчок пальцев и звук монетки, которая катится звеня и подпрыгивая. Торжествующий голос Орлова:

— Орел! Удача на моей стороне!

— Хорошо. Это чудовищная ошибка мироздания, но — хорошо. Прощай, Орлов!

— Прощай, Пе… тьфу, Ростислав!

Снова начинают стучать клавиши ноутбука. Звук удаляется, а мы слышим теперь уже стук башмаков по лестнице. Потом открывается дверь подъезда, становятся слышны звуки улицы. Щелкает зажигалка. Ростислав выдыхает дым, задумчиво произносит:

— Все-таки он дурак. "Удача на моей стороне…" Ха-ха! Только идиот добивается того, что ему действительно нужно. Умный требует обратного, чем убеждает противника в его заблуждениях. Не знаю, кто ты такой, мой вечный враг, но ты нужен мне. Нужен всему человечеству. Если не будет противостояния, не будет борьбы, не будет ненависти, то исчезнет и движение вперед, и воля к победе, и любовь. Ты будешь делать то, что мне нужно, вечный провокатор и подстрекатель — от рождения человечества и до смерти его ты будешь делать то, что я захочу.

Шаги Ростислава затихают. Зато все громче и громче звук ударов по клавишам. Потом слышно, как открывается новая бутылка пива. Глоток. И тихий голос Орлова:

— Дурачок… Молодой дурачок. Как все для тебя просто: есть вечный враг, который будет подстрекать и стравливать, и есть ты — благородный борец, хитрый кукловод, дергающий марионетку за ниточки. Эх, молодость… Как молод ты был тогда, молод и глуп.

Булькает пиво. Орлов печально заканчивает:

— Как я был молод и глуп.

МАКСИМ ДУБРОВИН