Нэнси Кресс - Свет чужого солнца

— Ты повредила мышцы и нервные волокна, — заметил Дахар. — Ты повернула свое ожесточение против самой себя. Тебе было приятно испытывать боль.

— Это было раньше, но не сейчас. Не в Эр-Фроу.

— Да. Не в Эр-Фроу. В Эр-Фроу ты спишь с мужчинами, привыкшими к насилию. С Келоваром. Со мной.

Эйрис попыталась высвободить руку, но он сжал ее так, что неминуемо должны были остаться синяки. Делизийка снова попыталась вырваться, но не смогла и задышала часто и хрипло.

— А в Делизии твоими любовниками были только солдаты, — сказал он каким-то чужим голосом. — Все как один, ведь так?

Она не ответила.

— Ни стеклодувы, ни гончары, никто, кроме солдат, всегда только они? И тебе нравится, когда… Ответь же мне, милая.

— Не называй меня так!

— Только солдаты, — повторил Дахар. — А легионер из Джелы еще лучше.

Сильнее возбуждает…

— Ты действительно так думаешь, Дахар? — Эйрис вскинула голову. — Ты легионер, но бывший. Но к тому же и бывший лекарь, и когда я наблюдала за тобой, как ты впитывал знания… Не знаю! Что именно ты хочешь услышать?

Почему боль изгнания я выместила на самой себе? Но разве лучше, если бы меня постоянно жгла слепая ненависть, как Келовара? Лучше, если бы я свихнулась, как СуСу?

Дахар снова вспомнил проститутку, изо всех сил старавшуюся доставить ему удовольствие, и отпустил руку Эйрис. На запястье остались красные пятна.

— Утрата и ожесточение, — гневно продолжала Эйрис. — Почему-то они всегда вместе. Особенно в Эр-Фроу. Но ты не хочешь этого видеть, ты не замечаешь того, что стало с людьми…

— Ну хватит, — грубо оборвал ее Дахар и отвернулся. — Мне нужно вернуться в рабочую комнату. Я оставил дверь незапертой, потому относил СуСу.

— СуСу? — обеспокоенно переспросила Эйрис и снова в утомленном мозгу Дахара две женщины слились в одну. Ни одна из них не была тем, чем казалась, у обеих было оружие, против которого он не умел защищаться. У Эйрис — слова, а у СуСу — смертельная ненависть, горящая во взгляде…

— Девочка уснула в коридоре. Знаешь, как она посмотрела на меня?..

— Да. Я знаю взгляд СуСу. Она не может забыть свое горе, клинки ожесточения полосуют ее душу при каждом вздохе. Что творили ваши доблестные братья-легионеры, что довело ее до такого состояния? Джелийской проститутке нечем выразить свою ненависть, кроме взгляда, не так ли? А ты обрушил ее ненависть на меня. Ты бы хотел, чтобы я тоже стала человеконенавистницей после того, как потеряла Эмбри? Или так же ожесточилась, как Келовар? Или превратилась в двуглазое подобие гедов, как ты?

Она сильно, но неумело толкнула его в грудь. Дахар схватил ее за руки, постарался удержать. Она еще раз замахнулась, разозленная уже по-настоящему, ее зубы сомкнулись на его плече, и прокусили рубашку вместе с кожей. И тут же сама закричала от боли. Он забыл о ее сломанной ноге — или предпочел не вспоминать — и швырнул на пол гораздо грубее, чем следовало.

Дахар опустился на колени и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась.

Они долго сидели, замерев. На этот раз пропасть разверзлась там, где они меньше всего ожидали.

Наконец Эйрис сдавленно произнесла:

— Кем бы ты ни был, я все равно хочу быть с тобой. Но на занятиях, когда ты смотрел на гедийское оборудование… Да разве так важно, почему я хочу тебя? Если легионер пользуется любой потаскухой…

— Прекрати, — холодно произнес он. — Все в прошлом.

Она не ответила.

— Утраты и ожесточение — будь они прокляты! Люди теряют что-то, пусть по чьей-то вине, а ожесточаются на весь белый свет. Особенно в Эр-Фроу.

Эр-Фроу дал нам знания, но не только. — Дахар неподвижно сидел рядом, и Эйрис не могла остановиться:

— Ты не хочешь об этом думать. Но что-то здесь… Когда я изгнанницей впервые вошла сюда, мне показалось, что я после долгого ненастья наконец-то вижу солнечный свет. У меня закружилась голова. Наука, еда и тепло, это живительное тепло! Я бы замерзла в вельде.

Одна, без Эмбри… нет, выслушай меня, Дахар. Потом я заметила, что чем дольше люди здесь живут, тем сильнее их жестокость. Ты ведь помнишь: когда Делизия и Джела заключали перемирие, убийства случались не так уж часто.

Делизийские торговцы и джелийские горожане обменивались товаром. Тей мне сказал, что однажды побывал в Джеле. В мастерской поговаривали, что джелийские и делизийские рудокопы работали в шахтах вместе даже во время войны. Когда один из городов нарушал перемирие и на границах шли бои, это все равно было непохоже на то, что происходит сейчас в Эр-Фроу. Здесь больше дикости, насилия — несмотря на то, что геды запретили насилие.

Насилие, жестокость распространяются, как эта чесотка, которой прежде не знали. И они продолжают расти.

— Эр-Фроу дал нам науку, которую мы сами не создали бы и за сотни лет, — сердито проворчал он.

— Я знаю. Знаю. Но насилие растет. Деревья и трава умирают, а насилие и жестокость растут.

Дахар лежал неподвижно. Он представил затуманенные гноем сосуды с бактериями, которые непрестанно размножались.

— Ты ошибаешься, Эйрис. Джела и Делизия всегда воевали. В Эр-Фроу гедам удалось организовать нечто прямо противоположное — сотрудничество Джелы и Делизии. Криджин, Лахаб и мы вместе работаем с Граксом. А «Кридоги»? — Он слегка запнулся на этом слове и холодно продолжил:

— Не важно по каким мотивам, но Белазир и Калид вступили в соглашение. Ты и я — мы тоже вместе…

Если последние слова ее и задели, она ничем этого не показала.

— Значит, сотрудничество и насилие растут вместе. За пределами этого странного города такого никогда не происходило… Не знаю, но мне кажется, что Эр-Фроу переродил людей.

Он понимал ход ее мыслей, они выстраивались в последовательность, но какой вывод? По-видимому, Эйрис не впервые задумалась об этом. Должно быть, она снова и снова идет по замкнутому кругу рассуждений, подобно тому, как сам он бродил вокруг проклятых бактерий. Дахара разобрала досада.

— Неужели Эр-Фроу не дал людям ничего хорошего?

— Не знаю.

— А я знаю. Геды дали нам науку, медицину, знания. Кое-что ты же первая и оценила.

— Да, — очень тихо отозвалась Эйрис.

— А теперь нападаешь на то, что любишь. Правильно говорят: «Делизия для предательства». Наверное, твоим согражданам не следовало тебя прогонять.

Ты такая же, как и они.

Эйрис не ответила, не отстранилась. Несмотря на пелену гнева, пелену одуряющей усталости и боли, которую они причиняли друг другу, — неужели с женщинами всегда так? — Дахар испытывал невольное восхищение Эйрис. Она откровенно высказывала все, что думала, а быстрые переходы от восхищения к раздражению и гневу, от желания к озлоблению ставили его в тупик. Нет, он решительно ее не понимал. И к тому же очень устал.