Райдо Витич - История темных лет

— Она не самоубийца, — покачал головой доктор, укоризненно поглядывая на Кирилла.

— Но это и не потребуется. Она еще не здорова, любое перенапряжение, физическое или моральное… и все.

В комнате повисла угнетающая тишина, и каждый в комнате думал об одном, куда принцесса может направиться? Где ее искать?

Сэнди вышла на неприметной станции. Три дня бесцельных скитаний окончательно ее вымотали. Лиссер тихо зашелестел за спиной и скрылся вдали. «Эвистон» — прочла девушка на крыше аккуратного одноэтажного здания и махнула мысленно рукой: "Эвистон так Эвистон, какая разница?"

8.15 показывали часы под вывеской. Вдали синел горный массив, густо поросший хвойным лесом, а у подножья виднелись черепичные крыши домов. Сэнди постояла у ограды рядом с широкой лестницей, резко спускающейся далеко вниз, к сереющему шоссе, и с удовольствием вдыхала воздух, чистый и прозрачный, словно вода в горной реке. Вокруг не было ни души, лишь в воздухе с веселым криком бесстрашно носились стрижи, воспевая свою свободу. Со стороны городка доносился величавый звон церковных колоколов.

Девушка спустилась по лестнице и направилась в город по безлюдному шоссе. За час, что она прошла, ей встретился лишь один автоплан, направляющийся в сторону станции, да одинокий мотолокер, свернувший в гущу леса.

Сэнди это радовало, дойти она и ножками сможет, а тишина, стоящая вокруг, да сказочный лес встречаются редко. Когда еще придется насладиться обществом сосен да лиственниц, не развращенных благами цивилизации и сохранивших первозданную чистоту и красоту, не заморенную «заботливым» человечеством? Высоченные лохматые кедры, пушистые лиственницы, молоденькие елочки и туи сплошной стеной стояли вдоль дороги, надежно скрывая в своей тени далекую от технического прогресса и земных волнений жизнь лесных обитателей.

"Останусь", — думала девушка, с наслаждением вдыхая аромат хвои и поглядывая по сторонам, — обязательно останусь! Если и городок под стать, останусь. Устроюсь куда-нибудь работать, сниму квартирку и буду жить. Просто жить. По-новой. Если смогу. Если получится".

Вот в это-то все и упиралось. Если… если хватит сил, если сможет забыть Ричарда, если не догонит прошлое, если не найдут, если приживется на новом месте, если выдержит сердце, если…

Городок оказался малолюдным и чистеньким, с извилистыми улочками, трехэтажными каменными домиками, теряющимися в хвойных порослях. Жители встречали Сэнди по- разному: кто настороженно и даже зло, кто равнодушно, но в большинстве доброжелательно, однако в работе и сдаче комнаты отказывали все. Девушка весь день проходила по немногочисленным агентствам, но ничего не добилась. К вечеру, когда покатился колокольный звон над городом, она поняла что Эвистон не конечный пункт путешествия.

Девушка купила булочку и бутылку мусса и пристроилась на ближайшей скамейке напротив цветочных клумб в каком-то парке, чтобы запихнуть в себя пищу и немного отдохнуть. Напротив нее, невдалеке, малышня кормила смешных рыжих белок. Мальчишки постарше в шортах и темных очках гоняли на авиатах, соревнуясь меж собой в ловкости и смелости. Пожилые леди оккупировали одну из скамеек и наблюдали за окружающими, тут же рассказывая друг другу, что увидели. Молодые мамы неспешно прогуливали малышей, чинно раскланиваясь со знакомыми. Город жил своей жизнью, и девушка с грустью поняла, что ей нет здесь места. Сердце вдруг схватила боль, тупой, ноющей волной растекаясь по телу. Сэнди поморщилась и полезла в рюкзачок за таблетками, проклиная и ее, и собственное бессилие, и нетерпение. Она выдавила на ладонь розовую таблетку, с ужасом осознав, что упаковки из ее запасов уже нет, и кинула в рот, запивая прямо из бутылки. Взгляд невольно наткнулся на молоденького полицейского, стоящего справа от нее, под большой сосной и внимательно изучающего незнакомку.

"Принял меня за наркоманку или ориентировки читал. Уходить надо", — мелькнуло у девушки и, стараясь выглядеть спокойной, она встала и пошла по дорожке подальше от проницательных глаз. К ее сожалению, полицейский двинул следом, то ли ее шаткая из-за боли походка вызвала подозрения, то ли просто хотел проверить документы, как у незнакомого лица. Неизвестно, и узнавать желания не было. Она рванула на выход из парка, пересиливая слабость. К счастью, метров через 300, она увидела гостеприимно распахнутые ворота храма и, не раздумывая, влетела в них и рухнула на ближайшую скамью, задыхаясь от боли.

Прошло немало времени, прежде чем она смогла перевести дыхание и осмотреться вокруг. Полумрак помещения дарил прохладу, в воздухе стоял запах хвои, воска и ладана. Ряды грубых добротных скамеек со спинками слева и справа, в глубине виднелись статуи и иконы, освещенные светом от горящих на длинном столе свечей и лучами заходящего солнца, пробивающиеся сквозь витражные рисунки окон на религиозные темы. Тихо звучала печальная мелодия. Две женщины в темных платках сидели у самого стола, полный мужчина истово кланялся каменной статуе — женщине с прекрасным, умиротворенным лицом и печальными мудрыми глазами. Он развернулся и пошел к выходу, следом поднялись и женщины. Зал опустел.

— Здравствуйте! — раздался приятный, мягкий голос над ухом.

Сэнди вздрогнула от неожиданности и посмотрела вверх. Над ней возвышался симпатичный молодой мужчина в темной рясе и внимательно смотрел на нее пронзительно голубыми глазами.

— Здравствуйте, — кивнула она.

— С Вами все в порядке?

— А что, собственно? — удивилась принцесса.

— Значит, я прав, — мягко улыбнулся священник и жестом указал на стоящую перед Сэнди скамью. — Разрешите? Та растерянно кивнула, и мужчина тут же пристроился на скамью, развернувшись лицом к девушке и сложив руки на спинке. Сэнди рассматривала странный узор на обшлагах его рукавов и воротничке, отметив про себя, что креста на груди нет, что показалось странным, как и короткая стрижка, не принятая у священнослужителей.

— Ищите крест? — улыбнулся мужчина, выказывая задорную ямочку на правой щеке.

— Да. Мне казалось, что священнослужители должны носить крест на груди. — Вы, наверное, давно не заглядывали в церковь? Видите ли, крест — это символ веры, а вера дело сугубо личное, как и общение с богом. Зачем же выставлять это на всеобщее обозрение? К тому же необязателен крест на теле, обязательна вера в душе, а она либо есть, либо ее нет, здесь никакой уже символ не поможет. Вы сами верующая?

— Да как-то не задумывалась. — Хотите исповедоваться? — спросил вдруг священник. — Зачем? — Что бы понять себя и суть своих проблем. Мне, кажется, вам это необходимо. Видите ли, исповедь сродни сеансу психоанализа. Она очищает и врачует наши души. Мы люди, а не святые, и грешим ежедневно, ежечасно, а потом скрываем эти грехи даже от себя. Они копятся годами, отягощая душу и не давая ей общаться с богом, слышать его. Она начинает болеть в разлуке с отцом своим и взывать к нам, а мы усиленно глушим ее крики и получаем массу неприятностей, обижаем, обижаемся, оправдываем и оправдываемся, бьем и получаем сдачу. Дело в том, что мы-то можем забыть свой грех, а душа нет. Она по другим законам живет, и ей все равно, как мы называем зло, которое причиняем себе и другим. Зло оно и есть зло. Когда человек исповедуется, он разговаривает прежде всего со своей душой, со своим Я, которое знает, в чем корень его зла. Ведь душа — это частица Господа, Отца нашего, и ведает все, что происходит, знает причину и следствие поступков. Душа — главное в человеке, нужно научиться слышать ее и слушать, тогда не будет причин для слез и боли. Он получит ответы на те вопросы, что мучают всех, и всегда будет чувствовать добрую отцовскую руку, ведущую его по жизни. Исповедь — это первый шаг навстречу своей душе, первая ступень, ведущая прочь из болота человеческих грехов. Это побег из рамок общества и его законов навстречу свободе, свету и счастью.