Бен Бова - Месть Ориона (Орион - 2)

- Да, пожалуй, - ответил он, разочарованно хмурясь.

- Быть наследником престола - дело ответственное, - продолжал я. - Лишь ничего не имеющий за душой бродяга имеет право на приключения.

В притворной скорби Арамсет покачал головой:

- Орион, что ты сделал со мной?

Впрочем, грусть его казалась мне отчасти искренней.

- Ты нужен отцу, ты нужен своему великому царству.

Он согласился, правда, не без колебаний, и мы расстались. Менелай, перегнувшись через борт, проследил, как я спускался по веревочной лестнице в ожидавшую меня плоскодонку. Я сколь мог приветливо махнул царю рукой. Он кисло улыбнулся и кивнул.

Единственное преимущество титанической бюрократии, подобной египетской, заключается в том, что если она служит тебе, то может доставить тебя к цели с немыслимой скоростью, работая как хорошо смазанный механизм.

Наследник престола отдал приказ чиновникам Менефера: "Доставить сего Ориона к Гетепамону, верховному жрецу Амона". Так они и сделали - привычно не раздумывая и без малейших проволочек.

На пристани меня встретил целый комитет - четыре человека, каждый в длинной юбке и при медном медальоне, положенном чиновникам невысокого ранга. Меня посадили в повозку, запряженную лошадьми, и, зацокав копытами, кони тронули по мостовой от побережья к храму, располагавшемуся в сердце огромного города.

Потом все четверо, не сказав ни слова ни мне, ни друг другу, провели меня через лабиринт дворов и коридоров. Наконец я оказался перед маленькой дверью и, отворив ее, попал в небольшую, приветливо залитую солнцем комнату.

- Великий жрец скоро явится, - произнес один из чиновников.

И они оставили меня одного, затворив за собой дверь.

В задумчивости я смотрел по сторонам. Других дверей в комнате не было видно. Зато в одной из стен имелось целых три окна. Я перегнулся через подоконник среднего и увидел, что до сада всего сорок локтей. Другие стены украшала живопись на религиозные темы: человекоподобные огромные боги со звериными головами принимали подношения - зерно и животных от карликов смертных. Краски сияли ярко и живо, словно фрески написали недавно или только что подновили. Вокруг огромного пустого стола из полированного кедра стояло несколько кресел, больше в комнате ничего не было. Наконец дверь отворилась, и я, онемев от потрясения, уставился на жирную, грузную тушу, переступившую порог. "Некопта! Меня заманили в ловушку!" Я услышал стук собственного сердца. Свои меч и кинжал я оставил на корабле под присмотром Лукки. Кроме медальона Амона, висевшего на моей шее, я ничего с собой не взял, разве что перстень с сердоликом в поясе.

Он улыбнулся мне... приятной, честной и бесхитростной улыбкой. Тут я заметил, что на толстяке нет ни колец, ни ожерелий, ни драгоценностей, равно как на лице его - краски. Он смотрел на меня дружелюбно, открыто и с любопытством, словно видел впервые.

- Я - Гетепамон, великий жрец Амона, - произнес он. Голос его показался мне знакомым, впрочем, кое-какие нотки я явно слышал, впервые.

- А я - Орион, - ответил я, чуть не онемев от удивления. - Я привез тебе привет от наследника престола царевича Арамсета.

Жирный, как Некопта, он настолько напоминал великого жреца Пта, что они наверняка...

- Прошу тебя, располагайся поудобнее, - предложил Гетепамон. - Мы с тобой встречаемся с глазу на глаз, так что не будем церемониться.

- Ты... - Я не знал, как выразиться, чтобы не показаться бестактным. Ты похож...

- На великого жреца Пта. Да, я знаю. Так и должно быть. Мы с ним близнецы, я старше всего на несколько сердцебиений.

- Братья... - Я понял, что это правда. Одинаковые лица, те же черты, то же чудовищно раздутое тело. Но если Некопта вынашивал зловещие планы, то Гетепамон, казалось, находился в мире с самим собой и жил счастливо, спокойно и почти радостно.

Жрец улыбался. Но когда я подошел ближе, он внимательно вгляделся мне в лицо. Он вдруг встревожился, побледнел и смутился. Улыбка сползла с его лица.

- Прошу, отвернись от солнца, чтобы я мог разглядеть тебя лучше. Голос жреца слегка дрогнул.

Я повернулся, тогда он подошел ко мне, глаза его округлились, а потом единственное слово вздохом сорвалось с задрожавших губ:

- Осирис!

42

Гетепамон рухнул на колени, прижался лбом к плиткам пола:

- Прости меня, о великий господин, за то, что я не узнал тебя сразу. Один только твой рост говорил об этом, но глаза уже отказывают мне, и я недостоин оставаться в твоем божественном обществе...

Так он бормотал несколько минут, прежде чем мне удалось заставить его подняться и сесть. Гетепамон едва не потерял сознание: лицо его сделалось пепельным, руки тряслись.

- Меня зовут Орион, я странник из далеких земель и служу наследнику престола. Я не знаю о человеке, которого зовут Осирис.

- Осирис - это бог, - выдохнул Гетепамон, его короткопалые руки легли на вздымавшуюся грудь. - Я видел его изображение на древнем барельефе гробницы Хуфу. Там изображено твое лицо!

Понемногу мне удалось успокоить его и заставить понять, что я человек, а не бог, явившийся, чтобы наказать его за несуществующие прегрешения. Страх постепенно оставил Гетепамона, а я утверждал, что в сходстве моем с Осирисом вижу божественное знамение и потому ему следует помочь мне. В ответ он пояснил, что Осирис - бог, который принимает облик человека, олицетворяя тем самым жизнь, смерть и обновление.

- Осирис - самый первый царь всего человечества, - продолжал Гетепамон, - он поднял людей из варварства, обучил их сельскому хозяйству и дал им огонь.

Я ощутил, как давние воспоминания всколыхнулись и отозвались во мне. Мне привиделась жалкая горстка людей, мужчин и женщин, сопротивлявшихся холоду ледникового периода; затем мозг выхватил из памяти группу охотников неолита, с трудом учившихся выращивать урожай. Да, я бывал там... И принес им огонь и злаки.

- Рожденного землей и небом Осириса предательски умертвил Сетх, или, как его называли Тифон, гений зла, - говорил Гетепамон негромким голосом, словно бы в трансе. - Жена Осириса Асет, безмерно любившая мужа, помогла вернуть его к жизни.

"Неужели я и здесь жил когда-то?" Я не помнил этого, но такая возможность не исключалась.

Заставляя себя казаться спокойным, я сказал Гетепамону:

- Я служу богам своей далекой земли, быть может, и вы в Египте поклоняетесь им же, но под другими именами.

Все еще опасаясь смотреть мне в глаза, жирный жрец прищурился:

- Сила и власть богов превосходят людское разумение.

- Воистину так, - согласился я, добавив про себя, что настанет день и я обрету их возможности... Или умру окончательно.

Гетепамон открыл глаза и с глубоким вздохом проговорил: