Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06

Все объяснялось просто: с бумагой капитан имел дело второй или третий раз в жизни. Сенсорные голограммы куда удобнее и экономят кучу времени, но разве объяснишь это чинам из отдела межрасовых контактов?

Прошло не пять, а все тридцать минут. Наконец дверь отъехала в сторону, и два харацина за руки втащили человека в насквозь промокших обносках. Вид он имел непокорный, а фигурой походил на большой крепкий огурец: лысый, с мощной шеей, переходящей в покатые плечи. Под прилипшими штанами угадывался обширный зад.

Брошенный на пол лицом вниз заключенный лежал со слегка согнутыми в коленях ногами: выпуклый упругий живот не расплющился под весом тела, а подпирал его.

— Оказал сопротивление, — прорычал надзиратель. — Требовал справедливого суда.

— Он его получит.

Услышав человеческий голос, узник поднял голову, укоризненно глянул на капитана и снова уткнулся в пол.

Капитан кивком отпустил конвой, придвинул к стене стул и подождал, пока харацины уберутся прочь, а заключенный поднимется и займет место напротив. В молчании тянулись минуты. Капитан взглянул на часы, вздохнул, побарабанил пальцами по обивке стула.

Послышался низкий гул. Узник побледнел и уставился на дверь.

Пол под ногами задрожал — и все стихло. Едва различимо доносился звук, напоминающий шум далекого водопада.

— Твари пустили воду, — прошептал человек, глядя на капитана широко открытыми глазами. — Мы в ловушке.

Капитан прочистил горло и ровным голосом произнес:

— Штас Есман, у нас мало времени, и я сразу перейду к делу.

Арестант рукавом драной рубахи утер нос и откинулся на спинку стула.

— Мое время вышло, — сказал он. — Осталось только твое.

— Обвинение в шпионаже само по себе очень серьезно, но ваш случай еще хуже. Скажу прямо: я представляю как можно отменить приговор трибунала, если найдутся смягчающие обстоятельства. Но сначала вы расскажете мне всю правду.

— В шпионаже! — взревел арестант, вскакивая на ноги. Тяжелый зад потянул обратно, и он с грохотом опустился на стул. — Кого вы слушаете — этих рыб?! — Щекастое лицо налилось краской, губы дрожали. — А вы загляните в мой мозг, ну, давайте, если вам мало того, что они со мной сделали!

— Я изучил результаты сканирования, — спокойно ответил капитан. — Но мне нужен не срез, мне нужно ваше видение ситуации. Ваша правда.

Штас Есман прищурился, словно теперь ему стало все понятно и про капитана, и про его визит сюда.

— И с чего вдруг вам понадобилась моя правда?

— Сейчас важно другое. — Капитан подался вперед. — Вы нужны нам, а мы в состоянии помочь вам. Прочее несущественно.

Арестант долго хмурился, жевал губы.

— Сначала я должен знать, — заявил он. — Эти рыбы… они и впрямь пожирают осужденных?

— Мы мало что знаем о традициях харацинов, — уклончиво сказал капитан. — Это не слишком открытый народ. Но есть и хорошая новость: концепция различия рас.

Штас Есман вытаращился на него.

— Это важнейшее условие существующего в Галактике равновесия. Не вдаваясь в детали, скажу так: вам очень повезло, что приговор вынесли здесь, на Бакопе.

Арестант надул щеки, засопел и некоторое время елозил на стуле, устраиваясь.

— С чего начинать-то… с Земли?

— Здесь все понятно. — Капитан махнул ладонью в сторону стопки бумаг. — В четырнадцать лет вы удрали из приюта, по мелочам нарушали закон и бежали с очередной волной эмиграции на Радугу. Вы скрылись от правосудия, Есман, но не от себя самого. Вы так и не получили образование, у вас нет профессии, постоянной работы. И везде, на всех трех планетах альянса, где вы жили, у вас возникали проблемы с законом. Наконец, решительная попытка исправить все на Ириде. Но и здесь вы напортачили. Скажите, Есман, чем вам не угодили законы Радуги — ведь это самая щадящая система в Галактике! Быть может, вы презираете порядок, за счет которого привыкли жить, ничего не давая взамен?

Узник не проронил ни звука. Под конец капитанской речи его кожа приобрела свекольный оттенок. В остекленевших глазах стояли слезы. Капитан провел по лицу ладонью, вздохнул и продолжил:

— Все, вплоть до старта орбитального катера с крейсера «Поиск», нам известно. Имеются отчеты, показания свидетелей, голографическая съемка, срезы и прочее. — Он со значением глянул на узника. — Говорю лишь затем, чтобы не возвращаться к этому вопросу.

— Ладно… — голос заключенного дрогнул. — Я понял.

— Итак, чем вы занимались на орбите Кьяры?

На лице Штаса Есмана появилось недоумение:

— Спал, жрал… Чем еще я мог заниматься?! Триста тридцать шесть часов на орбите! Это же свихнуться можно от скуки… Эти умники, эти твари с Ириды, они…

— Ближе к делу, Есман! На каждой планете свои методы воспитания нерадивых граждан, и участие в исследовательском проекте не самый худший из них!

— Но ведь катер… он все делал сам! Я был просто не нужен! Они хотели избавиться от меня. Употребить как глупую крысу… Да, я оторва, но я всем нравлюсь, потому что я реальный человек — понял, нет? А эти твари с Ириды…

— Идиот! — взвыл капитан, срываясь со стула. — Где это видано, чтобы на смерть отправляли на UFO-12?! Тебе доверили новейший орбитальный катер! Включили в снаряжение водный камень и одного из лучших синтов! Все, довольно! Или ты говоришь дело, или я лично позабочусь, чтобы тебя заживо сожрали рыбы!

Капитан резко развернулся и шагнул к окну. За стеклом иллюминатора покачивалась, шевеля грудными плавниками, большая рыба. Она тыкалась рылом в стекло и таращилась, точно пытаясь разобрать, что там такое вытворяют двуногие. Капитан погрозил ей кулаком, и та, плавно взмахнув хвостом, исчезла.

Две недели над Кьярой бушевала буря. Каждую секунду вспыхивало несколько ветвистых молний, опутывавших своими сетями добрую десятую часть планеты. Штас Есман наблюдал бурю с орбитальной высоты и думал о своей жизни. Мысли были мрачными.

Посадка в такой обстановке — чистое безумие, и все же катер приступил к снижению в точно назначенный срок. Штас на какое-то время отключился, а когда снова взглянул на планету, увидел, как приближается, медленно вращаясь, величественная воронка. С расстояния в четыреста километров она смотрелась важной и неторопливой, но когда катер достиг ее жерла, когда нырнул и десятью километрами ниже вошел в непроницаемую стену ветра, мир содрогнулся, взвыл, бешено завертелся и, наконец, вместе с сознанием куда-то провалился.

Есман очнулся в полной тишине и первым делом решил, что умер. Пошевелил руками, потом, осмелев, ногами. Жив.