Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

различных индивидуальностей - а что индивидуальности всегда будут разными, проистекало, по мнению Истомина, даже из принципа индетерминизма (он ожидал, что Карачаров поможет ему связать эти понятия). Именно этого удалось добиться людям маленького мирка, явившегося как бы моделью многомиллиардного мира Федерации, Таким образом, они, человечество Кита, могли успокоиться за судьбу своей старой родины и уйти от частных проблем еще дальше к общим, чтобы отыскать, наконец, место человека в грандиозном Мироздании и тем самым...

Здесь, сегодня, Истомин говорил горячо и громко и снова ощущал, как люди поддаются гипнозу слов. Да, будущее ослепительно, оно - как глубокое и спокойное озеро, окруженное горными хребтами, озеро с прозрачной и вкусной водой. И они, заброшенные смерчем на берега этого озера, уже оправились от первого потрясения и вскоре начнут благодарить судьбу за то, что именно с ними она решила провести этот эксперимент...

Он кончил. После паузы Нарев сказал:

- Благодарю вас. Действительно, перспективы наши прекрасны, о чем я не устаю напоминать.

Истомин рассеянно улыбнулся и кивнул куда-то в пустоту.

- И ведь для этого нужно так немного! - сказал он. - Ничего иного, кроме доброй воли! Я думаю, мы могли бы начать такую жизнь не мешкая. Здесь, в салоне, мы привыкли вести деловые разговоры. Но встретимся вечером в саду, обстановка подействует на нас благоприятно... Наш нынешний мир узковат, но он так прекрасен, так обеспечен, так надежен, что было бы просто стыдно не использовать все его преимущества.

- Решено! - сказал Нарев. - Сегодня в саду.

- Да-а... - протянул капитан.

- Хорошо еще, что так, - проворчал Рудик.

Они были в самом тесном, носовом отсеке над обсерваторией. Инженер медленно собирал инструменты.

- Может, тестер врет? - спросил Устюг.

- Да что тестер, - сказал Рудик, пожимая плечами. - Попробуй на слух.

Он постучал в борт. Звук был низким, дребезжащим.

- Миллиметра два, - сказал капитан.

- До полутора. С таким носом только и можно летать подальше от галактик.

- Ну, - подумал вслух капитан, - даже при пробое это не смертельно..

- Опасно.

- Там, около звезды, было опаснее. Однако, не зря я затеял обход.

Инженер кивнул. Он знал, что все, что делается в соответствии с уставом, не может быть зря.

- Надо ремонтировать, - сказал он.

- Да, - согласился капитан, - конечно. Настрой ремонтных роботов. А вообще - не горит.

Рудик покосился на него. Они спустились, и инженер завинтил маховик люка.

- Заблокировать, что ли? - спросил он. - Неровен час, кто-нибудь залезет...

- Что им тут искать?

- Ну, ладно, - сказал инженер. - Куда теперь?

- Да по порядку. Что у нас - резервные линии?

- Они, - ответил инженер, пропуская капитана в лифт.

Вечером Карачаров пришел в сад первым. Истомин, откровенно говоря, этого не ожидал - на физика он вообще не очень рассчитывал. Карачаров был настроен мрачно. Когда собрались другие, он сказал:

- Ну, что же мы теперь станем делать? Ладно, давайте я займусь вашим опусом, где вы, как я понял, детально излагаете свои воззрения. Хотя, окровенно говоря, все былые эпохи для меня ничем не ценнее прошлогоднего снега: люди в те времена очень мало знали. Будь я еще историком науки... Но вы же, наверняка, не пишете ничего такого... А вы тем временем займитесь высшей математикой. Года через три-четыре, может быть, поймете меньшую половину вот этого! - Он вытащил из кармана пачку листков и швырнул их писателю так, что они разлетелись во все стороны. - Иначе несправедливо: вы злоупотребляете тем, что ваш язык примитивней и доступнее моего - где же равноправие?

- Нельзя так относиться к искусству, - пробормотал писатель. - Оно не может служить предметом торговли.

- А подите вы к черту с вашим искусством! - сказал Карачаров. - А с наукой можно так обращаться? Но назовите мне тут хоть одного человека, которого интересует наука, кто ударит хоть пальцем о палец ради нее. Ну ладно, ну, каюсь я человек негармоничный, не развит всесторонне и не могу подменить свое дело чем-то другим. - Он резко вытянул руку к Истомину. - Но ведь и вы такой же! Если вы любите женщину, то не женщину вообще, а именно эту, и если вы ее лишаетесь, то не можете заменить ее любой из полудюжины других, а если можете, то вы не знаете, что такое любовь, черт бы вас побрал! Вот вы написали роман, который, простите за откровенность, тут никому не нужен - потому что если кому-то захочется читать, то полно кристаллов, на которых записана громадная куча книг - и, кстати говоря, написанных куда лучше вашей...

- Да вы ее не читали! - сердито возразил писатель. - Откуда вам знать? А может быть...

- Нет, не может быть! Человек, живущий рядом со мной, не может быть великим писателем. Это только вы, литераторы, притворяетесь, будто так не думаете, а мы, все прочие, даже не притворяемся. И что такое - великий? Количественную, математически точную оценку ни одному произведению литературы дать нельзя, и значит, оценка эта всегда субъективна...

- Да ладно, отцепитесь от меня!

- А я и не прицепляюсь - на кой черт вы мне сдались с вашими тухлыми веками! Я просто говорю, что вы написали - ну ладно, значит, вы без этого не могли, так же, как я не мог не заняться своими проблемами. Но ведь это нам всем только кажется, это мы втираем себе очки, говоря о самовыражении, неодолимой потребности и прочем. На самом деле нам, ко всему, надо еще, чтобы все это дошло до людей. До людей! И не только до читателей или рядовых инженеров, но до профессионалов, свое место среди которых мы знаем и дорожим им, и о нем всячески заботимся. А раз этого нет... Ну, какая мне радость от того, что я выполнил, может быть, гениальную работу, если этого никто не поймет из десятка индивидуумов, делящих с нами сие приятное уединение? И какая вам радость от того, что вы написали, может быть, и не самый глупый в мировой литературе роман, если он навсегда останется вещью в себе? Или вы думаете, что