Морье Дю - Паразиты

- Желание побыть одному и одиночество - разные вещи, - сказал Найэл. Ты, конечно, поняла это за последние годы.

По звукам, долетевшим из столовой, мы поняли, что стол накрывают к чаю. Миссис Бэнкс была одна. Она тяжело ступала по полу и довольно неуклюже звенела и стучала чашками. Селия подумала, не пойти ли ей помочь, и уже было встала с места, но снова села, услышав, как Полли говорит веселым голосом: "Позвольте мне пособить вам, миссис Бэнкс. Нет, дети не станут лезть пальцами в торт".

Селия впервые страшилась общего чая. Дети наперебой рассказывают о прогулке, с которой они недавно вернулись, мисс Поллард - Полли - улыбается из-за чайника, ее пышущее здоровьем, привлекательное лицо напудрено по случаю этого события - воскресный чай - пудра слишком бледная для ее кожи, и ее беседа (Ну, дети, расскажите тете Селии, что вы видели из окна, такую огромную птицу, мы все гадали, кто же это - не пей слишком быстро, дорогая, - еще чаю, дядя Найэл?), она всегда немного нервозна в присутствии Найэла, слегка краснеет и теряется; а сегодня с Найэлом будет особенно сложно, да и Мария больше обычного утомлена и молчалива, а Чарльз, если он придет, угрюмо молчит за чашкой, которую Мария как-то подарила ему на Рождество. Нет, сегодня, как никогда, общего чая надо избежать. Мария, наверное, тоже об этом подумала.

- Скажи Полли, что мы не выйдем к чаю, - сказала Мария. - Возьми поднос, и мы попьем здесь. - Я не выдержу шума.

- А как Чарльз? - спросила Селия.

- Чай ему не понадобится, - я слышала, как хлопнула садовая дверь. Он пошел пройтись.

Снова начался дождь, мелкий, монотонный, он слегка постукивал по "тюремным" окнам.

- Я всегда их ненавидела, - сказала Мария. - Они не пропускают света. Маленькие, уродливые квадраты.

- Лютиенс*, - сказал Найэл. - Он всегда делал такие.

- Они годятся для таких домов, - сказала Селия. - В "Кантри Лайф"* их видишь десятками, особенно в Хэмпшире*. Достопочтенная миссис Роналд Харрингуэй, что-то вроде этого.

- Две односпальные кровати, - сказала Мария, - их сдвигают вместе, чтобы они выглядели как двуспальная. И скрытый электрический свет, который проникает из-за стены почти под потолком.

- Розовые полотенца для гостей, - сказал Найэл, - исключительно чистые, но запасные комнаты всегда холодные и выходят на север. У миссис Харрингуэй вот уже много лет служит очень расторопная горничная.

- Которая слишком рано положит грелку в постель, и когда вы ляжете, она будет едва теплой, - сказала Мария.

- Мисс Комптон Коллир раз в год приезжает фотографировать цветочный бордюр, - сказала Селия. - Множество люпинов, очень крепких.

- И , которые, высунув языки, задыхаются на лужайке, пока миссис Роналд Харрингуэй срезает розы, - сказал Найэл.

Повернулась ручка, и Полли просунула голову в дверь.

- Все в темноте? - жизнерадостно спросила она. - Это не очень весело, не правда ли?

Она повернула главный выключатель у двери, и комнату залил яркий свет. Никто не произнес ни слова. Лицо Полли раскраснелось и посвежело после бодрой прогулки с детьми под дождем. По сравнению с ней мы трое казались изможденными.

- Чай готов, - сказала она. - Я сейчас немного помогла миссис Бэнкс. У детей, да благословит их Господь, такой аппетит после прогулки. Мамочка выглядит усталой.

Полли бросила на Марию критический взгляд: ее поведение представляло собой странную смесь заботы и неодобрения. Дети молча стояли рядом с ней.

- Мамочке надо было пойти с нами на прогулку, ведь правда? Тогда бы ее лондонский вид как рукой сняло. Но ничего. Мамочка скушает большой кусок вкусного торта. Пойдемте, дети.

Она кивнула, улыбнулась и вернулась в столовую.

- Не хочу никакого торта, - прошептала Мария. - Если он такой же, как в прошлый раз, меня стошнит. Я его терпеть не могу.

- Можно мне съесть твой кусок? Я никому не скажу, - попросил мальчик.

- Да, - ответила Мария.

Дети выбежали из комнаты.

Найэл вместе с Селией пошел в столовую, и они принесли чайный поднос с напитками, после чего закрыли дверь в гостиную, отгородившись от застольного шума, такого привычного и по-домашнему уютного.

Найэл выключил свет, и нас снова окутала успокоительная темнота. Мы остались одни, никто не нарушал окружавшей нас тишины и покоя.

- У нас было иначе, - сказал Найэл. - Все ярко, чисто, выхолощено и банально. Пластмассовые игрушки. Вещи, которые приходят и уходят.

- Возможно, и так, - сказала Мария, - а, может быть, мы просто не помним.

- Я отлично помню, - сказал Найэл, - я все помню. В том-то и беда. Я помню слишком многое.

Мария налила в чай ложку коньяка, себе и Найэлу.

- Я не выношу классную комнату, - сказала она. - Поэтому никогда туда не захожу. Такая же тюрьма, как окна в этой гостиной.

- Напрасно ты так говоришь, - сказала Селия. - Это лучшая комната в доме. Выходит на юг. Очень солнечная.

- Я не это имею в виду, - сказала Мария. - Она слишком самоуверена, довольна собой. Так и слышишь, как она говорит: "Разве я не прекрасная комната, дети? Входите же, играйте, веселитесь". И бедные малыши с огромными кусками пластилина в руках усаживаются на сверкающий голубой линолеум. Труда никогда не давала им пластилин.

- Он был нам просто не нужен, - сказала Селия. - Мы постоянно наряжались.

- Если бы дети захотели, они могли бы наряжаться в мои платья, сказала Мария.

- У тебя нет шляп, - сказал Найэл, - а без шляп наряжаться неинтересно. Десятки шляп свалены на шкафу, но чтобы их достать, надо забраться на стул. - Он налил себе в чай еще ложку коньяка.

- У Мамы была малиновая бархатная накидка, - сказала Селия. - Я как сейчас ее вижу. Она стягивалась на шнур в бедрах, думаю, ты назвала бы ее оберткой, и заканчивалась широкой меховой оторочкой. Когда я ее надевала, она волочилась по полу.

- Ты воображала себя феей Морганой*, - сказала Мария. - С твоей стороны было очень глупо надевать малиновую накидку, изображая фею Моргану. Я тебе говорила, что это неправильно. Но ты заупрямилась и ничего не хотела слушать. Потом пустилась в слезы. Я даже слегка тебя стукнула.

- Ты стукнула ее вовсе не за это, - сказал Найэл. - Тебе самой хотелось взять красную накидку и изображать Дженевру*. Разве ты не помнишь, что на полу рядом с нами лежала книга с иллюстрациями Дюлака*? На Дженевре был длинный красный плащ, и на него спадали золотые косы. А я надел свою серую куртку задом наперед, чтобы быть Ланселотом*, да еще натянул на руки папины серые носки - это была кольчуга.

- Кровать была очень большая, - сказала Мария. - Просто огромная. Самая большая кровать, какую я видела.

- О чем вы говорите? - спросила Селия.

- О маминой кровати, - ответила Мария, - в комнате, где мы наряжались. Это было в меблированных комнатах в Париже. Там еще висели картины с изображениями китайцев. Я всегда искала такую же большую кровать, но так и не нашла. Как странно.