Сергей Шведов - Отрицательный Отбор

-- Уот сити?

-- Осло, -- сплюнул водила и швырнул меня на брусчатку. -- Алкохейкки рюсся.

Я сел на мостовую и огляделся. Автобус отъехал. Я остался сидеть на мокрой от дождя мостовой. Какой-то старик катил мимо тележку на велосипедных колёсах.

-- Суоменруотсалайнен? -- спросил меня этот мужичок с изломанным и вмятым носом. Забавно, что оба уха его были продырявлены, словно когда-то его собаками травили.

-- Я не из Суоми!

-- Похоше, влип ты-ы, рюсся.

-- А ты кто?

-- Я эт-то... как эт-тооо... Я выпивоха и всё тут. Тебе тут нельзя валяться. Норвеги -- НАТО. Топай со мной. Есть местечко. Там запрятка надёжна будет.

Старик катил тележку с собачьим дерьмом и дохлыми крысами. Наверное, есть у них такая служба -- собачью заразу всякую собирать.

-- Берись за телешку, а то полицай зырит. Пусть тумает, мы с тобой на пару вкалываем.

-- Не понимаю, как я сюда попал.

-- Пьяный тур Хельсинки -- Питер?

-- Ага. Я провожал друга.

-- Бывало не раз. Я помогу, рюсся.

-- У меня голяк на кармане.

-- Меня тут не любят, тебя не любят. Похоше, мы с топой грипы из одной корзинки.

* * *

Старик завёл меня в каморку под лестничным пролётом в подъезде старого дома.

-- Вот мы дома. Вода есть, туалет -- параша. Руки мой, я тебя покормлю, рюсся.

-- Тут воняет как-то не по-нашенски.

-- Рядом рыбный рынок.

-- Тут сыро и зябко. И снег какой-то липкий, как блевотина младенца.

-- Море рядом.

Бутерброды с жареной селёдкой я глотал, не разжёвывая. А водка была похожа на одеколон.

-- Это не водка, это дешевый джин. Токументы не украли?

-- Все при мне. Меня зовут...

-- Не надо. Не хочу знать про тебя, а ты называй меня Ахто Леви. Я не настоящий Ахто Леви, но так я записался в документах у норвегов. Они тут не знают про Ахто Леви. Норге -- страна великих писателей и композиторов, а они их не читают и слушают только африканский стук и бу-ба-бух вместо музыки.

-- А я не слышал про такого писателя.

-- Это старый русский писатель. Я его фанат. Он мне жизнь спас. Как спас -- никому не скажу, только тебе. Я кашдый вечер перед сном пою сальми для него.

-- Псалмы?

-- Да, молитвы. Я ведь не суомалайнен, не ээстилайнен, а православный карел. Люблю русских, как любил настоящий Ахто Леви. Пишу русский хорошо, но говорю плохо. Как всё сейчас плохо.

-- Да, времена поменялись. Жизнь поменялась.

-- Похоше... Ты ведь проснулся после пьянки в другой стране.

-- Да, в Норвегии.

-- Нет, ты проснулся без родины.

-- Меня лишили советского гражданства?

-- Уже нет большой Советской России.

-- А куда делась?

-- Похоронили в лесу.

-- Каком лесу?

-- Беловешская пушша.

-- А что от СССР осталось?

-- Точно не скажу, но пока большой бардак у вас -- это точно.

-- Война?

-- Нет, просто демократия и вольница.

-- Хреново.

-- Не отшень-то. Пока бардак, ты успеешь вывернуться от полицаев и домой вернуться.

-- Это на какие шиши?

-- У меня машина. Довезу тебя до пограничного перехода Ваанамаа Тулли или по-русски Болотовка под Выборгом. Здание старое, слеплено в один корпус, чтоб теплее было. Там одна хитрая штучка придумана. Называется карман или пандус. Туда поломоечные машины скатывают, швабры уборшицы кидают. Это советская территория, но находится как бы в Финке. Запутанные коридоры и дурные турникеты, на лабиринт похоше.

-- Сам чёрт ногу сломит?

-- Похоше... Запоминай Я, пяной, скандалю с погранцами. Они меня скручивают, бьют и пинают, а ты нырнёшь под турникет и свалишься по наклонной в этот карман. Только не разбей водку. Я тебе дорогую "Финляндию" куплю. Выпиваешь литруху и засыпаешь. Утром тебя разбудят уборщицы, на руки наручники -- доставят куда надо. Вот ты и дома.

-- Слушай, Ахто, а зачем ты для меня стараешься?

-- Я кода на Воркуттаа в лагере сидел, русские бабы незаметно совали нам хлеб или пирожок, когда нас водил конвой на работы. Чухонка или шведка, а тем болей норвежка зэка не пожалеют.

-- А как ты сам тут оказался?

-- Бывший бандит и убийца Ахто Леви подсказал. Он ездил по лагерям. Судьбы людские поломатые записывал. И шепнул мне: "Не поверю, чтобы саами (а мать моя из лопарей была) не смог по болотам за границу убечь".

-- А что, вышка светила?

-- Невашно. Забудем об этом. Лучше про Ахто Леви. Подарил он мне секретную книжку на финском. Книжку белорусского мыслителя Ивана Лукьяновича Солоневича. Он сам, его брат и племяш по болотам в Финку из лагеря сбежали. Ну я и утёк их путём. Молотой токда был.

-- Слышь-ты, а про эту дырку на границе, ну, карман или пандус, ещё кто-нибудь знает?

-- Кому надо, тот и знает, -- ткнул он пальцем вверх.

-- Так ты шпион, информатор тайный? Сексот? А ещё бывший зэк!

-- Ахто Леви был кокда-то бандит и убийца, а потом стал писателем и приглашённым экспертом МВД. Толковал им понятия жизни уголовного мира. Он мне шепнул, что на всякий случай в каждой стране должен быть человек, преданный русскому миру. И посоветовал мне двинуться в Норвегию подальше от Финки. А ещё дедушка Ахто мне предсказал, когда наступит конец Советской России.

-- Предсказание сбылось?

-- Точка в точку. И сказал, к этому приложили руку русские финны, особенно выкормыши Вилле Куусинена, академика марксизма из Москвы. Дедушка Ахто сказал, что без рюсся мир скатиться в срыв.

-- В обрыв?

-- Похоше. Так что я спасаю тебя не зазря, а по завету Ахто Леви, который велел всем чудинам держаться русских. Понял?

-- Понял.

-- Тогда -- молчок обо мне навсегда. Ты меня никогда не видел.

-- Не вопрос. А таких много на Западе?

-- Достанет.

-- Слышь-ка, Ахто, а в Германию ты меня можешь перебросить?

-- У тепя там родные?

-- Никого.

-- Кто тебя будет кормить? Работать там тебе не дадут. Западу нужны предатели, а ты пяной рюся, а не предатель. Глаза говорят. Убивать рюся не станешь.

-- Дадут пособие как жертве преследований жестокого советского режима.

-- Нет Советской России, нет жертв советского режима. Свобода и демократия. А рюсся нигде не любят, только я люблю. Так что проспись, а вешером мы поедем домой.

* * *

Проснулся я в выборгском вытрезвителе. Прапор швырнул меня в одних кальсонах и босиком на пологую скамью, с которой похмельному не встать без чужой помощи.