Татьяна Тарасова - Богиня судеб

Только тогда гости снова рухнули на места и перевели взгляды на четвертого. Пеппо, после созерцания небесной красоты Лавинии неспособный оценить ещё кого-либо, равнодушно посмотрел на непомерно толстого (он состоял из Сервуса Нарота и белого медведя, да ещё можно было бы добавить тимита), одышливого краснолицего человека, который не сумел избежать дружественных объятий Гвидо, после чего, недовольно отфыркиваясь, прошел к тому же торцу стола и уселся рядом с девушкой, вытирая пот рукавом шелковой пестрой рубахи.

- Это Теренцо, - благородный рыцарь махнул рукой в сторону толстяка. - Он канталец, родом из славной столицы Тарантии. Лавиния - его супруга.

Лица гостей непроизвольно скривились. Каждый подумал про себя: "Что делать этой красавице рядом с таким уродцем?" Но Теренцо, по всей видимости, отличался похвальной проницательностью, ибо вдруг хрипло, с повизгиваниями, расхохотался - впрочем, мгновенье спустя вновь заткнулся, выставил перед собой два жирных пальца и уставился на Сервуса Нарота.

- Сейчас, - кивнул тот в ответ на взгляд и жест гостя. - Теренцо просит, чтобы я вам всем пояснил: нынешний день и следующий он нем, так что не обращайтесь к нему с разговорами - все равно ничего не услышите. Дело в том, что он порядком болтлив, вот и устраивает себе раз в год "луну молчания". В течение этой луны никто не слышит от него ни единого слова, зато потом...

Теренцо мрачно хмыкнул и повернулся к супруге. Она тотчас протянула руку к блюду с бараниной, ловко оторвала кусок внушительного размера и бросила его в пухлые ладошки мужа, сложенные лодочкой нарочно для этой цели.

Пока толстяк насыщался, гости молча рассматривали друг друга. Пеппо не заметил в сем ни симпатии, ни интереса. Так, словно запертые чужой волей в темнице, они готовы были терпеть это общество, но не более того. Пожалуй, только на Бенино взоры обращались благосклонные. А он и в самом деле казался воплощением добродетели - даже намека на тайный порок не было в его чистом, тонком, красивом лице.

- Ну что? - вздохнул благородный рыцарь. - Почти все в сборе.

- Почти? - философ улыбнулся.

- Остался ещё Леонардас - эганец. Он приедет ночью.

- Может, ты объяснишь, Сервус, зачем собрал нас здесь? - скрипучим голосом вопросил Заир Шах, посасывая все ту же кость, уведенную из блюда Бенино.

- А как же! - весело сказал рыцарь. - Вот прямо сейчас и объясню. Дело в том, друзья мои, что я хочу ознакомить вас всех с одной вещью, которая ныне принадлежит мне. Вы - известные в своих городах (и странах) ценители прекрасного. Вам, именно вам несут похитители уворованные сокровища, будучи уверенными в том, что вы назовете истинную цену... Так вот, если я - по какой-либо причине - лишусь своей... своей вещи - вас уже не обманет наглец...

Заир Шах недовольно скривился, отчего тощее лицо его стало похоже на высушенную луковицу.

- Значит, коли в мои руки попадет вышеупомянутая вещь, я должен буду отнять её и задержать вора?

- Ну да, - легко согласился Сервус. - А что, ты хотел бы оставить её у себя?

- Таковы правила, - надувшись, ответствовал старик.

- У меня тоже есть свои правила, - благородный рыцарь сложил руки на могучей груди, ухмыльнулся. - Если мой гость ведет себя как свинья, его вышвыривают отсюда мои слуги...

- Я пошутил, - поднял сухую руку Заир Шах. - Конечно, я задержу вора и отниму у него твое сокровище, можешь быть уверен.

- Что ж. Тогда - идемте! Я думаю, никто не откажется посмотреть мои камешки?

Сервус Нарот встал, обвел гостей пристальным взглядом, как бы проверяя ещё раз, на что они способны и способны ли вообще. Затем взял со стола кувшин с пивом и прильнул к нему толстыми губами, по обыкновению обливаясь с подбородка до пят. Восемь пар глаз следили за сим процессом внимательно, ожидая окончания его и последующей затем экскурсии в знаменитую сокровищницу рыцаря; восемь сердец сбились с ритма и прыгали в груди словно лягушки в банке. Никто и никогда ещё не видал полной коллекции самоцветов Сервуса Нарота, и вот сейчас волею или простым поворотом судьбы им, действительно ценителям, действительно авторитетам в области драгоценных камней предстоит собственными глазами взглянуть на лучшую в мире (так утверждали те, кто знал хотя бы краткий перечень самоцветов рыцаря) сокровищницу.

- А впрочем, - благородный рыцарь с грохотом поставил на стол пустой кувшин, - теперь мне нет охоты спускаться в подвал. Да и Леонардаса все же следует подождать. Прощайте!

Он развернулся и быстрым широким шагом вышел из зала, оставив гостей в полном недоумении и растерянности. Пеппо заметил: один только Бенино вздохнул облегченно.

Глава четвертая.

В сокровищнице рыцаря

Ночью в комнату Бенино постучался Сервус Нарот.

- Меня хотят убить, - прошептал он на ухо сонному философу. - Я знаю точно.

Бенино сел на кровати, с удивлением всмотрелся в бледное, почти белое лицо друга, в потемневшие глаза с расширенными зрачками. Похоже, Сервус не шутил и не лукавил.

- Меня хотят убить, - повторил он. Левая щека, утратившая румянец, задергалась, и рыцарь с досадой прижал её ладонью.

- С чего ты взял?

- Я расскажу тебе... Ты знаешь, что у Ламберта есть племянник? Фенидо, сын служанки моей матери... Мы росли вместе и он был мне... Нет, не другом, конечно, но... Я любил его как брата, я доверял ему.

- Постой, Сервус. Ты прежде не говорил мне о нем.

- Да, но... Я был зол. Мы поссорились, и он сбежал из дома - тому уж пятнадцать лет... - дальше рыцарь рассказывал почти без пауз, что свидетельствовало о крайнем его волнении. - За эти пятнадцать лет я не получил от него ни одного известия. Я не знал, где он, что с ним... Правду сказать, меня не очень-то сие трогало. Преступный слуга! Так я думал о нем тогда. В моем сердце не осталось для него места. Но вот однажды... Постой, я припомню день... Да, три луны назад. Ровно три луны назад... Проезжий странник остановился у моего дома, вызвал Ламберта и попросил позвать хозяина: только хозяину он передаст поручение от Фенидо, а более ни с кем и говорить не станет.

Глупый Ламберт поначалу решил отослать его прочь - племянника он вовсе не любил и никогда им не интересовался. Но в этот момент из дома вышел я. Увидев, что мой старик машет руками, прогоняя нищего, я возмутился. Ты знаешь, у меня правило: нищих не пускать, но и не гнать, а вручить монету и закрыть ворота перед его носом.

Я приблизился. Оборванный тощий бородач, заметив мою фигуру издалека, разразился истошными воплями, из коих я понял только несколько слов "Фенидо", "Сервус Нарот" и "срочно". Признаюсь, и того было достаточно, ибо я будто почувствовал некую тайну, которая вот-вот раскроется и окажется мне полезною. Быстрым шагом подошел я к воротам и осведомился у странника, зачем ему понадобился именно я и что он может знать о пропавшем пятнадцать лет назад Фенидо.