Наталия Мазова - Когда не пал Монсегюр

Имя это произвело на бабку прямо-таки магическое действие - копье полетело прочь, а лицо затопила медовая сладость.

- Так что ж ты раньше молчал, глупый романдский девушка? восклицает она с типично восточным оживлением. - Нет бы сразу сказать - так и так, я святая Ирма, три ночи шла, не пила, не ела, все с любимым увидеться хотела!

- Хеведи, - отвечаю я ей в тон, - будь я глупая девушка, я бы тебе за такие речи все космы повыдергала. Но я девушка умная и знаю, что сумма длин языка и косы у женщины является величиной постоянной. Поэтому я лучше помолюсь святой Мариль, чтобы она вынула из волос шпильку и пронзила ею твой нечестивый язык - может, тогда он будет меньше молоть чушь.

Во время этого моего монолога бабуля только языком прищелкивает от восхищения. Нет, я просто балдею с этих кангранцев!

- Там он, твой еретик, в оранжевом шатре, - наконец произносит она. - Спит еще. Вчера выпил у старой Хеведи весь жбанчик яблочной стоялки, кангранский воин от столького питья до своего шатра не доползет, а у этого хеаля ни в одном глазу!

Я вскакиваю на ноги и мчусь к указанному шатру. В спину мне летит голос Хеведи:

- На что он тебе сдался, молодой да красивой? Вот тот, что на том берегу тебя провожал - вай-буй, что за воин! А этот чародей только притворяется, а самому, поди, уж лет за сто...

- Точнее, тысяча двести с чем-то, - отвечаю я, обернувшись. - Он ведь на самом деле хеаль - по-нашему это называется Нездешний, - и вхожу в шатер, совершенно не беспокоясь о том, в каком состоянии оставляю Хеведи.

В просторном шатре полумрак. Хозяин лежит у стенки на войлочной подстилке, на нем такая же рубашка из коричневой шерсти, что и на кангранках. Глаза закрыты, я не вижу их, но облик - снова его собственный, хорошо знакомый всем, кто хоть раз бывал на балу в Башне Теней... Я опускаюсь на колени рядом с ним. Тонкий луч, прошедший сквозь дырочку в плотно натянутой ткани, ложится на его темные волосы и словно перечеркивает их седой прядью... Красив - как и положено Нездешнему, а я сейчас похожа черт знает на что - мокрая, грязная, в драной одежде...

Я наклоняюсь над его лицом, наше дыхание смешивается - и он открывает глаза, и необыкновенное сияние озаряет его черты:

- Золотоволосая... Как это приятно - проснуться от поцелуя прекрасной женщины!

Да не целовала я его, и не собиралась, даже в мыслях ничего такого не было!

Капля с моих мокрых волос падает ему на лоб - и он с полной уверенностью в своем праве привлекает меня к себе...

У кангранцев мы просидели еще двое суток - не знали, на что решиться дальше. Миссия наша не то чтобы совсем зашла в тупик, но появление на сцене... в общем, Шинно - спутало нам все планы.

Все это время кангранцы во главе с Хеведи, местным матриархом, создавали нам все условия для идиллии вдвоем. А на третий день с романдского берега вернулся юный внук боевой старухи и принес известие, как громом поразившее нас обоих.

Через два дня после того, как я покинула лагерь Ле Жеанно, громадная рысь неожиданно спрыгнула на него с дерева и, прежде чем кто-либо успел схватиться за арбалет, перервала горло Верховному Экзорцисту. И после этого он уже не воскрес. В рысь же, опомнившись, всадили не менее пяти стрел, но она все равно скрылась в лесу, и впоследствии дохлого зверя не нашли, как ни старались - кровавый след вел в самую чащобу и там неожиданно обрывался... И вот тут-то все и припомнили мои слова о том, что Зверь от зверя и погибнет.

- Это рука Господня, - убежденно заключил свой рассказ молодой кангранец. Я только хмыкнула, переглянулась с Хозяином... и промолчала. "У всех нас есть звериные имена, моего брата зовут Рысенок..."

А старая Хеведи, почесав в затылке уже знакомым мне жестом, проговорила с хитрым огоньком в глазах:

- Священная загадка, однако...

18-27.04.96