Аркадий Стругацкий - Летающие кочевники

— Или он напутал, — произнес он наконец, — или на месте его «галоши» нет никакого селенья. Напротив, это совершенно безлюдная область, гористая и почти непроходимая.

— Послушай-ка, парень… — обратился он к гостю.

Но «парень» не расположен был слушать. С лихорадочной быстротой он набрасывал на бумаге то громадный баобаб с танцующими вокруг дикарями, то обыкновенную свинью вполне европейского вида, то какой-то нелепый саркофаг, то вполне приемлемое изображение Сатурна. В заключение этой фантастической галереи появился человек, своим характерным профилем напоминающий Машадо.

— А-а-а! — восторженно вопил незнакомец, указывая то на Машадо, то на Софи. — А! — он с силой бил ладонью по бумаге, потом кланялся Софи, а в заключение указывал на нее, на себя и на небо.

— Мне пришлось съездить вашему мулату по роже, — сказала мадемуазель Берже. — Он хамил. Я вижу, что этот факт произвел на нашего гостя неизгладимое впечатление. Но не нужно было давать ему спиртного. Мариано нахмурился. Было видно, что он собирается ответить Софи, но подыскивает наиболее вежливую форму. В этот момент незнакомец с диким воплем вскочил, указывая на заросли каатинга.

Луна еще только всходила, а костер догорал; заросли слились в сплошной черный массив. Но гость верещал, как заяц, указывая то на рисунок, изображающий Машадо, то на кусты.

— Мариано, — неуверенно проговорила девушка, — или этот пьяный дурак меня напугал, или там действительно кто-то есть. Я чувствую, что на меня смотрят.

В этот момент незнакомец вдруг выхватил из складок своей хламиды какой-то узкий, черный предмет, размахнулся и с гиканьем пустил его в темноту.

И в ту же секунду упал на стол, гулко ударившись головой.

В зарослях раздался крик, выстрел, и пуля просвистела над самой головой упавшего незнакомца. Софи и Мариано подхватили его под руки и поволокли к палатке. Безжизненно повисшее серое тело было до неправдоподобия легким.

— Ящики с оборудованием — к двери! — крикнул Мариано, когда он вбежал в палатку. — У рабочих оружия нет, разве что пара старых ружей у жителей поселка. До утра продержимся, даже если они попытаются нас атаковать.

Пока Софи подтаскивала к выходу ящики, Мариано включил рацию и попытался связаться с департаментом полиции. Но для старенькой походной станции это было нелегкой задачей. Между тем незнакомец, которого оставили прямо на полу, пришел в себя и медленно приподнялся.

— Тихо, ты, — сказала ему Софи, словно он мог ее понять. — Влипнем из-за тебя…

Но он продолжал подыматься, глядя вверх широко раскрытыми немигающими глазами, и тонкие серые пальцы побежали по окружающим его предметам, словно он их не видел. Он ощупывал походную койку Мариано, потом дотронулся до руки Софи — и вдруг с отчаянным воплем упал на пол и забился не то в истерическом смехе, не то в эпилептическом припадке. Мариано бросился к нему и, оторвав его от пола, повернул к себе.

Лицо передергивалось чудовищными гримасами, но широко раскрытые глаза были неподвижны.

— Мне кажется, он ослеп, — прошептал Мариано.

Услышав его голос, незнакомец схватил его за руку и быстро, захлебываясь и переходя на плач, заговорил на своем непонятном языке. Он все время повторял одно и то же, всего две фразы, и выбрасывал руку вперед, словно указывая на угол палатки. Но там, кроме баула с личными вещами Софи, ничего не было. Он кричал, приказывал, звал, предупреждал.

— На что он показывает? — тихо проговорила Софи. — Или ему что-то чудится?

На губах человека выступила лиловая пена, он опустился на пол и затих. Софи наклонилась над ним и, преодолевая брезгливость, положила руку ему на грудь.

— Мариано, — крикнула она, — сердце не бьется! Срочно необходим врач!

— Здешние врачи, мадемуазель, не многим отличаются от коновалов, и потом они, как правило, не располагают рациями. Но я попытаюсь.

Серый человек не шевелился, лицо его потемнело, и если бы не тонкие черты лица, он мог бы сойти за негра. Глаза были по-прежнему открыты.

— Он все еще указывает туда…

— Куда? — спросил Мариано, занятый своей рацией.

— На северо-запад. Туда, где он поставил второй крест и нарисовал пляшущих человечков.

— Утром, когда выяснятся отношения и можно будет собрать рабочих или нанять новых, придется закопать тело.

— Боюсь, Мариано, что вы никого не соберете и никого не наймете. Они бежали от него, как от дьявола… бежали и вопили что-то на своем языке.

— Вы не запомнили, что они кричали?

Она произнесла непонятное ей слово, звучание которого врезалось ей в память. Мариано вздрогнул и отшатнулся.

— Вы знаете, что оно означает? — спросил он. Софи покачала головой. Оно значит: «прокаженный».

Оба с ужасом смотрели на тело, растянувшееся на полу у их ног.

— Нет-нет, — проговорила, наконец, Софи. — Просто это человек не такой, как мы с вами.

Мариано пристально посмотрел на широко раскрытые слепые глаза, на серую руку и тихо произнес:

— С некоторых пор я начал сомневаться в том, что это вообще человек.

Съездить в Сельцо удалось в конце мая: в цеху меняли оборудование, и Маркову предложили неделю за свой счет.

Можно и позагорать, и порыбачить. Вот только на охоту срок не выходил, и Марков с сожалением оставил двустволку в ленинградской квартире.

Нефедов встретил Маркова так, словно тот всю жизнь останавливался только у него.

Наутро, запасясь двумя ломтями вчерашней драчены и соврав для порядку, что пошли на сенокос, Марков отправился в лес вместе с Нефедовым-внуком. Марков не первый год знал мальца, но имени его как-то не догадывался спросить, потому как в семье звали его все, не исключая матери, просто «внуком».

По прямой до бывшего дома лесника оказалось идти не шибко долго. Старый забор, кое-где полегший за полгода сиротства, не закрывал покосившегося домика, и еще издали Марков уловил что-то новое в столь привычной ему картине. Сначала подумалось, что мешает буйная зелень как-никак, наезжал он сюда только зимой. Но, зайдя на двор, он понял, что было лишним: толстенное и безлистное дерево, невесть откуда взявшееся сразу за домом.

Марков подошел поближе, завернул за угол, где сиротливо притулилось крылечко о две ступени, и ахнул: дерево росло не за домом, а прямо из самой его середки. Крыша разъехалась надвое, и из нее, как свеча из именинного пирога, торчал здоровенный черный ствол.

Марков велел «внучку» не соваться, а сам налег на перекошенную дверь и очутился в пустой горнице.

Первое, что попало ему на глаза, была развороченная печь. На груде кирпичей, цепко охватив ее узловатыми корнями, уходящими в подпол, и покоился огромный ствол невиданного доселе дерева. Марков погладил его по черной блестящей коре. Кора была теплой. Марков отдернул руку и пошел кругом, осматривая ствол. В одном месте черная кора лопнула. И при свете, падающем из расколовшейся надвое крыши, Марков увидел под корой серую, ноздреватую массу, похожую не на древесину, а на какой-то пористый минерал…