Владимир Гусев - Век дракона (сборник)

…Новенький все еще стоял на коленях перед разложенным на низком пюпитрике бюваром. В бюваре отсвечивал потускневшим золотом текст Клятвы. Текст отличался напыщенностью и глупостью, думать о нем не хотелось. Читал новенький с запинками, проглатывая слоги, и когда перевирал особо трудное, Председатель, стоявший у него за плечом и водивший указочкой по тексту, пихал новенького коленом в лопатку. Наконец Клятва была прочитана. Третий гонг. Все загалдели. Вест, не дожидаясь, пока новенький поднимется с колен, пошел к небольшой дверце в углу, на ходу стаскивая с себя такую же, как Председателя, мантию. Ему было душно и жарко под ней.

— Э-э… голубчик, передайте, не сочтите за труд…

Председатель, весь сморщившись, протягивал руку за широкогорлым кувшином. Вест передал.

— Проклятье, — сказал Председатель. Он шумно глотнул прохладного и наложил ладони на вздувшийся живот.

Комнатка, куда они удалились после церемоний, была личными апартаментами Председателя. Апартаменты были низкие и узкие, как пенал. Стены бесстыдно обнажали точеные жучком доски и паклю в пазах. Всю середину занимал Председатель, так что Весту пришлось положить ноги в холодный и черный камин.

— У Кудесника вчера пировали? — безразлично спросил Вест.

— Ум-гум, — Председатель опять глотнул.

— Купечество лихое, — сказал Вест. — Чем они там еще занимаются, кроме как жрут и пьют?

Председатель выпучил на Веста глаза, хохотнул, булькая, но тут же скривился. Потом сказал — чем.

— Это я и без вас знаю, — сказал Вест.

— А знаете, так чего спрашиваете, — буркнул Председатель. Розовая рыба вчера была — о-о! Слушайте, а пойдемте завтра вместе. Мне все уши прожужжали, есть там одна…

Вест переложил ноги из камина на стопу каких-то перекоробленных листов.

— Завтра намечалось экстренное заседание, очнитесь, Председатель.

— Заседание! Провалились бы эти заседания, одно заседание за другим.

— Завтра обсуждение вашей записки, — так же безразлично сказал Вест.

— А, да. Надо быть. Надо быть, надо быть. — Председатель еще приложился. Прохладительное питье составлялось им лично и вряд ли было особенно целебным, тем более при язве, но, судя по виду, Председателю полегчало. — Слушайте, чего вы все время ворчите? — сказал Председатель. — Вы и сейчас ворчите. И завтра на заседание не явитесь. Ведь не явитесь же? То-то. А мы, между прочим, провели вас особым порядком, сразу в Комитет и в Триумвират.

— Не вы меня провели, а Наум.

— Ну… Наум. Так что же? Ну, Наум — это Наум, я ваших дел с ним не касаюсь, но у вас есть определенные… э-э… обязанности, которыми вы, откровенно говоря, последнее время манкируете.

Вест взглянул на Председателя. Председатель любовно облапил кувшин и был исполнен отеческой укоризны. Настоящее Председателя тоже туманно, подумал Вест.

— Что-то вы много мычите, Председатель, — сказал Вест. Он поднялся, и стопа пластин с шумом разъехалась и рассыпалась по полу. Вест узнал их, ноздреватые и размалеванные. Это был декор, составляющий видимость каменных стен.

— Обустраиваемся, — сказал Вест.

Председатель тупо поглядел на пластины.

— А, да. Потихоньку.

Вест покачивался с пятки на носок.

— Председатель, это же дерьмо. Это вранье, Председатель. Так нельзя. — Ему было даже любопытно наблюдать Председателя. Кроме того, он получал большое удовольствие от собственных слов.

— Ну, знаете ли, вы… напрасно вы. Что такого? Народ имеет какие-то представления, не обязательно, разумеется, верные, может быть, кажущиеся вам нелепыми, но… э-э… Надо делать скидку. Надо понимать… э-э… народ. Что? Нет, нет, вы зря, Отличная облицовка, огнеупорная, на днях только и получил. Что вы сказали?

Получил, подумал Вест. Он сказал:

— Ничего я не говорил, отдыхайте, Председатель, лечите язву, — и вышел, не оглянувшись.

Он спустился по лестнице обратно в зал. Повестка дня на сегодня ограничивалась церемонией, и теперь полагалось покидать зал по одному через длинные промежутки времени. В общем, собрание еще не рассосалось. Самыми последними уйдут Ткачи, уйдут за полночь, и добираться им еще часа два до Квартала. А вот первыми — как раз сиреневые, которым спешить совсем некуда. Спасибо хоть нормально уйдут, пешком, без этих своих штучек с переброской. Борьба с тиранией, еще раз подумал Вест. Отбросим кастовую спесь. Ну-ну.

Он уже нацелился на выход и мысленно проложил маршрут, чтобы проскочить без помех, но в который раз не учел всеобщего кругового движения и угодил в самую середину. К Весту подскочил Бублик, отделившись от приблизившейся группки. Бублик был румян и посверкивал лысиной.

— Очень удачно, очень, — заворковал он, ухватывая Веста за рукав.

— Д-да. Здравствуйте, Б… кгхм… Борн.

Бублик потянул Веста по кругу. В зале, имевшем форму ромба, прохаживаться таким манером было затруднительно, но это был обычай. Тоже — традиция, подумал Вест, “колесо”…

— Ну, как там? — жадно спросил Бублик, и Вест сморщился: он обещал, но совсем забыл.

— Простите, Борн. Совершенно из головы вылетело.

Румяное личико вытянулось, но сейчас же обрело прежний вид.

— Ну и ладно, ну и ладно, я же понимаю…

— Нет, простите, я вернусь, — Вест сделал движение.

— Ни-ни-ни, — Бублик вцепился в рукав еще сильней, — не надо, не надо. Я ведь и сам спрашивал, потому что хотел забрать свою записку. Кое-что подправить, дополнить. Новые соображения, скруглить углы…

Бублик был горячим сторонником реформистских преобразований. Кроме того, он ревностно следил за активностью фракции Литейщиков и на каждую их петицию выдвигал две собственных, вываливая на Триумвират тонны своей макулатуры. Председатель делал оттуда выписки.

— А вы приходите завтра, — предложил Вест. — Обсуждение сходной темы.

— Да-да, наш уважаемый Председатель…

Памятуя о беседах с Крейном, Вест очень обрадовался возможности поближе сойтись с научниками. Край, конечно, есть Край, и научники — те же вокеры, хотя и с иными функциями и специализацией, но — Вест не забыл — “неподчиненность самому Управлению” кое-чего стоит. И он знакомился с ними здесь, на “Колесе”, и отправлял в их поселок, и говорил, и смотрел, и разузнавал. И все снова оказалось фикцией. Немногие ведущиеся разработки и исследования относились в основном к биологии в смысле прикладной евгеники и носили характер лабораторной работы школьников “О некоторых особенностях вырожденного вокера”. (Тема, учрежденная во времена Инцидента, к настоящему моменту усохшая до систематики результатов тогдашних, часто инквизиторских опытов с лесовиками.) “Эмпирика в исследовании термической стойкости Литейщика и его последующей способности к продолжению рода”. (Паразитическая мазня уже не о самих, не будем говорить каких экспериментах с живыми Литейщиками, но попытка “осмыслить” и покритиковать, де, малый разброс точек, методику, примененную давным-давно, и, кажется, уж забывши кем.) Что касается оборудования и приборов — они пылились. Те, что были производства Края — о южных областях за экватором имелись сведения, что Города там отданы точному машиностроению и электронике, — никуда не годились, а на присланных с Той стороны никто работать не умел. Да и сама пресловутая “неподчиненность” была фактически мертвой буквой. Тематика согласовывалась с Управлением в хотя и неписаном, но обязательном порядке. Новые темы приходили оттуда же и очень редко. По аккуратным улочкам поселка научников так же ходили патрули, неизмеримо более корректные, правда, и благожелательные, так что и впрямь складывалось впечатление об охране “порядка, имущества и самой жизни граждан” — такова была официальная формулировка задач Управления.