Айзек Азимов - Фантастическое путешествие (авторская книга)

Тоннель, как и вагон, был плохо освещен. Возможно, его прокладывали, следуя линиям наименьшего сопротивления и экономя деньги. Может быть, повороты делали преднамеренно, стремясь из тайных, устаревших соображений скрыть дорогу, усложнить ее. Видимо, поэтому здесь везде было плохое освещение.

— Долго мы будем ехать, а? — спросил Моррисон.

Дежнев посмотрел на него с издевкой, которую невозможно было заметить в темноте.

— Я вижу, вы не знаете, как ко мне обращаться. У меня нет ученого звания, почему бы не называть меня Аркадием? Здесь все так меня зовут. Мой отец всегда говорил: «Имя не имеет никакого значения для человека».

Моррисон кивнул головой:

— Очень хорошо. Долго нам еще ехать, Аркадий?

— Нет, Альберт, — весело ответил Дежнев. И Моррисон, которому предложили неофициальные отношения, не мог ничего возразить.

Он сам себе немного удивился, уловив, что у него нет желания возражать. Даже Дежнев, с афоризмами своего отца, показался более приятным. И Моррисон в душе обрадовался возможности отступить от того постоянного состояния отчуждения, в которое Баранова, казалось, старалась втянуть его.

Вагон двигался медленно, со скоростью праздного пешехода. Он немного раскачивался, когда рельсы поворачивали. Неожиданно в окна ворвался поток света, и вагон остановился.

Выходя наружу, Моррисон сощурился. Комната, в которой они теперь находились, была меньше того помещения, откуда они прибыли. В ней фактически ничего не было. Рельсы, делая широкий полукруг, поворачивали назад к стене, через которую они сюда попали. Он заметил еще один маленький вагончик, исчезающий в проходе закрывающейся за ним стены.

Вагон, в котором они прибыли, медленно развернулся и остановился.

Моррисон осмотрелся. В стене было множество дверей, а потолок находился сравнительно низко. У него возникло такое чувство, будто он на трехметровой шахматной доске с пронумерованными клетками на разных уровнях.

Баранова, ожидая, казалось, наблюдала его любопытство с выражением явного нетерпения.

— Вы готовы, доктор Моррисон?

— Нет, доктор Баранова, — ответил Моррисон. — Я не буду готов, пока не узнаю, куда я иду и что я буду делать. Тем не менее, я пойду за вами, если вы покажете дорогу. Что еще мне остается?..

— Этого достаточно. Тогда — сюда. Вы должны познакомиться еще кое с кем.

Они прошли в одну из дверей маленькой комнаты. В хорошо освещенном помещении вдоль стен тянулись толстые провода.

В комнате находилась молодая женщина. При виде вошедших она отодвинула в сторону что-то, напоминающее внешне технический отчет. Она отличалась какой-то бледной незащищенной красотой. Короткие вьющиеся волосы соломенного цвета придавали ее внешности некоторую оживленность. Легкая хлопчатобумажная форма, которая, как заметил Моррисон, была одинаковой для всех в Гроте, не скрывала ее привлекательной стройной фигуры, лишенной пышности Барановой. Ее лицо портила, а может, украшала (дело вкуса) маленькая родинка прямо у левого края губ. У нее были высокие скулы, тонкие изящные пальцы. На лице ни намека на улыбку.

Моррисон, тем не менее, сам улыбнулся. В первый раз с момента похищения ему показалось: в этой мрачной ситуации, случившейся против его воли, могут быть и светлые стороны.

— Добрый день, — поздоровался он. — Приятно встретиться с вами. — Он постарался говорить по-русски правильно, скрывая американский акцент, который так легко сумела определить официантка.

Молодая женщина, не ответив ему, обратилась к Барановой хрипловатым голосом:

— Это американец?

— Да, — ответила Баранова. — Доктор Альберт Джонас Моррисон, профессор нейрофизики.

— Ассистент профессора, — взмолился Моррисон.

Баранова не обратила внимания на реплику.

— А это, доктор Моррисон, доктор Софья Калныня, наш специалист по электромагнетизму.

— А по возрасту и не скажешь, — галантно заметил Моррисон.

Было похоже, что леди это не понравилось.

— Возможно, я выгляжу моложе. Мне тридцать один год.

Моррисон смутился, а Баранова быстро вмешалась:

— Пойдемте, мы готовы начинать. Пожалуйста, проверьте схемы и запускайте материал. И быстрее.

Калныня поспешно вышла.

Дежнев с усмешкой посмотрел ей вслед.

— Я рад, что ей не нравятся американцы. Это исключает, по крайней мере, сто миллионов потенциальных конкурентов. Если бы ей еще не нравились русские и она признала, что я, как и она, карело-финн...

— Ты — карело-финн? — произнесла Баранова, натянуто улыбаясь. — Кто в это поверит, сумасшедший?

— Она, если будет в подходящем настроении.

— Для этого нужно невероятное настроение. — И Баранова обратилась к Моррисону: — Пожалуйста, не принимайте поведение Софьи на свой счет. Многие наши граждане проходят через стадию ультрапатриотизма и считают очень патриотичным не любить американцев. Но это скорее поза, чем истина. Уверена, что, когда мы начнем работать в одной группе, Софья избавиться от своих комплексов.

— Я все понимаю. В моей стране происходят подобные вещи. Если уж на то пошло, в настоящий момент я не очень-то люблю советских людей. Причина ясна, я думаю. Но, — он улыбнулся, — я очень легко могу сделать исключение для доктора Калныни.

Баранова покачала головой:

— Такие американцы, как вы, и такие русские, как Аркадий, обладают особым мужским мышлением, которое выше национальных границ и культурных различий.

Моррисон оставался непреклонным:

— Но я не буду работать ни с ней, ни с кем-либо другим. Я устал говорить вам, доктор Баранова, что я не верю в существование минимизации и что я не смогу и не буду помогать вам.

Дежнев засмеялся:

— Знаешь, Альберту можно верить. Он так серьезно говорит.

Баранова деловито сказала:

— Посмотрите, доктор Моррисон. Это Катенька.

Она похлопала по клетке, которую Моррисон с удивлением только заметил. Доктор Калныня полностью завладела его вниманием. И даже после того, как она ушла, он продолжал поглядывать на дверь в ожидании ее нового появления.

Он туповато смотрел на клетку, сплетенную из проволоки. Катенька, белый кролик средних размеров, спокойно жевала траву, полностью поглощенная этим занятием.

— Да, вижу. Это — кролик.

— Это — не просто кролик, доктор. Это — очень необычное создание. Уникальное. Катенька дала начало истории, которая по своему значению превосходит историю войн и катастроф и которая, наверное, будет названа ее именем. Если исключить такие совершенно ничтожные создания, как черви, блохи и микроскопические паразиты, Катенька — первое живое существо, подвергшееся минимизации. Собственно, она была минимизирована в трех отдельных случаях. И если бы мы сумели, она была бы уменьшена еще в десятки раз. Она внесла большой вклад в минимизацию живых форм. Как видите, эксперименты не принесли ей никакого вреда.