Евгений Гаркушев - Ничего, кроме магии

Чудовища – иначе их Кравчук окрестить не мог – сразу его заметили. И радостно заржали. А человека охватила оторопь. Слишком мощными выглядели эти твари. Слишком большими. Слишком быстрыми.

Тем не менее после некоторого замешательства Кравчук поднял ружье. Разрывная пуля, убивающая крысу, должна была остановить и этих монстров. Но выстрелить человек не успел. Великан, который был ближе, с немыслимой быстротой метнул свою кадушку, которая накрыла человека.

Кравчук выронил ружье, радуясь, что не успел нажать спусковой крючок. В великанском ведре от взрыва пули его бы просто разорвало на куски. Впрочем, может быть, попасть живым в лапы к этим тварям еще хуже?

А монстр с ревом подбежал, встряхнул бочку, отчего Кравчук несколько раз сильно стукнулся о стенки и отключился.

Когда человек пришел в себя, он обнаружил, что висит вниз головой и его сильно качает. Как оказалось, один из великанов тащил его на плече, ухватив за ногу. Когти больно впились в икру. Монстры спешили куда-то вверх по коридору и довольно порыкивали.

– Спасибо тебе, шарик, – горестно вздохнул Кравчук, начиная подозревать, что Пых-Пух – не что иное, как наркотическая галлюцинация, которая, конечно же, никакого разумного совета дать не могла.

Машина тихо загудела, щелкнула, и Патрикеев с гордым видом открыл дверцу приемной камеры.

– Готово! – объявил он.

Заранее уложенные в камеру двадцать кирпичиков свинца отпивали благородным желтым цветом. По виду они и в самом деле стали золотыми.

Все присутствующие, включая ученых и обслуживающий персонал, застыли в прострации. Ученые – оттого, что получилось. Если бы им удалось превратить не свинец в золото, а золото в свинец, они радовались бы не меньше. Остальных научная ценность открытия мало волновала. На их глазах произошло чудо, дешевый металл превратился в груду сокровищ.

Белоусов на миг забыл о Далиле, о гадком очкарике Патрикееве и подошел к аппарату. Он взял в руку теплый брусок золота. Слиток тянул килограммов на пятнадцать – как и свинцовая болванка, которую опустили в Машину для опыта. Стало быть, всего в Машине – триста килограммов золота. Самой высокой пробы. На слитках не было только штампа.

Даже если по двести рублей за грамм – в Машине лежало металла на шестьдесят миллионов рублей! Два миллиона долларов!

– Эта проклятая Машина окупится за три часа, – прошептал Белоусов. – Тащите еще свинца, ребята! Все, кто здесь есть, – завтра вы будете богатыми людьми! Никто не уйдет обиженным! Каждому выдам по двадцать килограммов чистого золота! Но – не болтать! Кто скажет хоть слово – убью! С такими деньгами не шутят… И то, что получите, продавать сразу не спешите – накроют!

Охранники и грузчики, таскавшие свинец, стояли обалдевшие от счастья – повезло им невиданно. Не обманет ли директор? Но зачем ему обманывать? Скоро у него золота будет столько, что он из него сможет ангар построить…

Далила оставила Патрикеева и нежно взяла Белоусова за руку:

– Пойдем, милый. Нужно кое-что обсудить.

– Пойдем, – согласился Олег Семенович. – Потолковать надо.

Оказавшись в кабинете, он положил руку на кнопку вызова охраны.

– Патрикееву твоему конец пришел, – сообщил он. – Мавр сделал свое дело, мавр может уйти…

Откуда эти слова, Белоусов не знал, но их любил повторять знакомый ему по тюрьме авторитет, и выражение Олегу Семеновичу нравилось. Сейчас оно неожиданно всплыло в памяти.

Белоусов ожидал, что Далила начнет возражать, просить его не трогать очкарика или, по крайней мере, заплачет. Но женщина только усмехнулась.

– Зачем же доверять такое дело охране? – спросила она. – Я сама его убью.

Бонуций и его гости сидели на верхней террасе пирамиды, прикрытой от яркого закатного солнца куполом из темного стекла зеленоватого оттенка. Красный свет закатного солнца подкрашивался зеленью, и по террасе перебегали цветные блики.

Хозяин занял высокое ореховое кресло во главе большого прямоугольного стола. Гости расположились на темных деревянных стульях с высокими спинками: магистр Ульфиус по правую руку от Бонуция, Наташа и Сергей – напротив друг друга, чуть поодаль от хозяйского места.

Посреди стола возвышался большой хрустальный кувшин с родниковой водой. Свет играл на гранях узорчатого кувшина, окрашивая воду всеми цветами радуги. Кроме кувшина на столе стояло деревянное блюдо с хлебом. Блюдо было светлым – по всей видимости, из липы, с мелкой резьбой по краю.

Под рукой у каждого гостя оказался высокий хрустальный бокал под стать кувшину. Тарелки этикетом, по-видимому, предусмотрены не были. Интересно то, что, когда люди вошли в зал, бокалов на столе вроде бы и не стояло – только кувшин и блюдо. Но потом они появились – никто и не понял когда.

Наташа лучилась от радости, магистр Ульфиус все еще смущенно улыбался, потирая поврежденную ногу, а Сергей пожирал глазами подругу: не забыла ли его, все ли в порядке? Наташа, казалось, смотрела только на Сергея. Он словно бы подрос и возмужал за те несколько дней, что она его не видела. Зачем только так странно оделся? Да и бороду начал отпускать – не идет ему… Вот Ульфиусу – другое дело. И Бонуций – он ведь ходит без бороды…

Тем временем Бонуций и Ульфиус разговаривали о деле, то есть о том, каким ветром магистра занесло в Бонуцитон, как попала сюда Наташа и что им делать теперь, после провала попытки магистра обуздать «барсовцев» и связавшихся с ними Темных.

– А все оттого, что сам попытался все проблемы решить, – укоризненно заметил Бонуций. – К тому же ринулся в бой, не разведав хорошо, что к чему. На Орден Безликих нарвался. Это не шуточки. Попал бы к ним в лапы – и даже лучшим из Авенора тебя, наверное, выручить бы не удалось. По крайней мере, в ближайшие несколько лет…

– Да уж. – Ульфиус вздрогнул. – Оказаться в плену, под пытками, страшно. И выдержать их было бы тяжело. А помогать им я никогда бы не согласился.

Бонуций слегка улыбнулся:

– Хорошо, что ты уверен в себе. Ибо ты знаешь, о чем говоришь. Но многие не знают и говорят…

– Да, Сергея вот я впутал ни за что ни про что, – покаялся магистр.

– Сергею мало что угрожало, – заметил Бонуций. – Вернее, твое вмешательство мало изменило бы его судьбу. Но нам нужно решить: что делать дальше?

Сергей, оторвавшись взглядом от подруги и пытаясь прислушаться к разговору, спросил:

– Я одного не пойму: почему вы так из-за нашего мира волнуетесь? Благородно, конечно, но миров ведь – тьма. Проблемы всех не решишь. Или я что-то неправильно понимаю?

– Миров – не тьма, – улыбнулся Ульфиус. – Их – бесчисленное множество. И все они стремятся стать Светом и превратиться в незамутненный Свет, без остатка. Хотя определенные силы упорно тянут их во тьму. А ваш край замечателен тем, что там живут люди. Не так уж много людей в мире. И мы должны помогать друг другу.