Стивен Холл - Дневники голодной акулы

Вскоре движение начало ослабевать, замедляясь, успокаиваясь, почти останавливаясь. Вода окружала меня со всех сторон — у всех бесчисленных концепций был свой ритмический рисунок, легонько подталкивающий меня то вверх, то вниз. Я висел, как бумажный ангел, как рождественская звезда или как давно забытое мгновение прошлого, канувшее в бессознательную глубь. Мои легкие разрывались от боли. Воду надо мной прорезали солнечные лучи, и я пытался дотянуться до них, устремляясь к свету.

Разбив головой зеркальную рябь волн, я тут же с усилием вздохнул, и теплый воздух наполнил мою грудь. Концептуальный мир, с которым мне пришлось столкнуться под водой, теперь исчез. Вокруг была просто вода. Я опускался и поднимался на невысоких волнах, слышал пронзительные крики чаек, ощущал на губах соленый привкус шлепающих по лицу волн. В бесконечной высоте неба ослепительно полыхало солнце. Океан передо мной зыбился и раскатывался на мили, мили и мили, вплоть до отдаленной линии горизонта, где одна синева встречалась с другой. Пропитанные водой куртка и ботинки отяжелели и тянули меня вниз. Я подумал о своих ногах, барахтающихся над черными глубинами, и желудок мне стиснуло ужасом. Волна плеснула мне прямо в открытый задыхающийся рот соленой пеной, и я заколотил ногами, заходясь в кашле.

Откуда-то из-за спины донесся крик:

— Эрик!

Я стал загребать руками, разворачиваясь на месте. На волнах подпрыгивала лодка — довольно большая, потрепанная рыбацкая лодка. На палубе стояли двое: один, седой мужчина, махал рукой, другая фигурка была поменьше и держалась подальше от лееров. Фидорус и Скаут. Борясь с волнами, я поплыл в их сторону так быстро, как только мог.

Ухватившись за мои протянутые руки, они перетащили меня через борт, и я повалился на теплую деревянную палубу, ловя ртом воздух.

Через мгновение я перекатился на спину и обнаружил, что взгляд мой устремлен прямо на стоящую надо мной Скаут.

Все тогда сделалось ясным и четким — морской воздух, распиравший ребра, струйки воды, мокрое пятно подо мной на палубе, сверкающее чистое небо. Волосы Скаут падали ей на лоб, и ее бледное лицо выглядело затененным. Брови у нее были сведены, свидетельствуя о некотором беспокойстве. Я чуть заметно кивнул — мол, со мной все в порядке, — и она улыбнулась, растянув губы, и отошла в сторону, оставив в моем поле зрения матовую синеву горизонта. Я приподнялся на локтях.

— Верится с трудом, правда? Но тем не менее мы здесь. — Фидорус схватился за леер, снял очки и запрокинул к солнцу морщинистое лицо. — Более того, день выдался чудесным.

— Мы в море?

— Ну да, как говорится.

Лодка покачивалась на волнах. Отвесно падали лучи солнца. Откуда-то по-прежнему доносились крики чаек.

— И ЭТО «Орфей»?

— А ты думал, макет?

— Это похоже… — Я сел на палубе. — Это похоже… на что-то совершенно реальное и… И знакомое.

— Так и должно быть. Если бы ты представил «лодку для ловли акул», то это была бы в точности такая лодка. Это, — он провел рукой по рубке, — коллективное представление о том, какой должна быть лодка для ловли акул.

Вода все еще пропитывала мои джинсы, ботинки и куртку, но солнце не жалело сил и уже успело немного обогреть меня. У себя под пальцами я ощущал старую потертую палубу.

— Коллективное представление?

— Да, — кивнул доктор, — причем существующее в умах уже почти четверть века. Вот почему эта лодка так убедительно выглядит.

Он протянул мне руку и помог подняться на ноги. Я старался совладать с качкой и стряхнуть капли морской воды, все еще сочившиеся из моей одежды.

— А! Привет.

Я повернулся, чтобы последовать за взглядом доктора. Иэн приковылял к нам и уселся рядом. Происходящее явно было ему не по душе.

— Прости, — сказал я, зная, что это не поможет.

— Ну что, Тотошка, погрелся на солнышке? — спросил доктор с широкой улыбкой. — Не продуло?

Иэн метнул на него испепеляющий, как орбитальный лазер, взгляд.

— Ну и хорошо. — Доктор распрямился. — А он забавное существо, правда?

В его вопросе чувствовалось сомнение, и это каким-то образом позволило мне чуть легче воспринимать и старика, и все безумие окружающей нас обстановки.

— Да уж, — сказал я, глядя на угрюмого кота. — Он тот еще тип.

Фидорус провел меня в маленькую каюту, чтобы я мог переодеться во что-нибудь сухое. Одежду, лежавшую в моем рюкзаке, я носил уже слишком долго, чтобы надевать ее снова. Доктор указал на маленький шкафчик в углу, битком набитый одеждой. Он сказал, что это были идеи курток и штанов, оставленные здесь теми, кто когда-то воображал или кому снилось, что они находятся на борту нашей лодки, но я все эти предметы воспринимал как вполне реальные вещи. Я нашел немного великоватые шорты и красную гавайскую рубашку с силуэтами пальмовых деревьев. Кроме того, я надел соломенную шляпу (это была единственная шляпа, которую мне удалось найти) и большие черные очки. Я чувствовал себя идиотом. Когда я снова вышел на палубу, Фидорус одобрительно кивнул и заявил, что теперь я гораздо больше похож на самого себя. Не зная, что еще сделать, я просто промычал что-то в ответ.

Играя в заправского капитана, Фидорус настоял, чтобы мы с ним обследовали лодку. Когда мы обходили корму, я увидел, что газонокосилка превратилась в гребной винт, коробка с бумагой — в лазерный принтер, а кресло преобразилось в прикрученное к палубе рыбацкое сиденье с готовым удилищем и лесой. У лодки теперь была настоящая мачта, настоящая лебедка с кронштейном, настоящий якорь. Когда мы отправились дальше, я время от времени замечал призрачные следы, запомнившиеся мне на макете «Орфея». На палубе была видна медная бляшка с цифрой — от входной двери. Следы, оставленные на рубке непогодой, невзначай выдавали обрывки шрифта маркировок, которые я видел в подвале на картонных коробках. Но по большому счету, все это было не важно. В целом «Орфей» стал реальной, прочной рыбацкой лодкой.

Обогнув каюту и выйдя на носовую палубу, мы подошли к трем бочкам, наполненным справочниками и скоростными телефонными аппаратами. Они, казалось, совершенно не изменили своих форм, но Фидорус только рассердился, когда я об этом упомянул.

— Ну конечно, так и должно быть. А ты ждал, что они превратятся в цветочные горшки?

Я решил больше ни о чем не спрашивать.

Штурвал находился на верхней палубе, вровень с рубкой. Там наверху была Скаут — она лежала на полотенце в солнечных очках и шортах, закатав кофточку под самый лифчик. Она привстала, когда я поднялся по трапу, затем медленно опустила свои очки на кончик носа, чтобы как следует рассмотреть меня в гавайской рубашке и шляпе.