Валерий Вотрин - Журнал «Приключения, Фантастика» 4 96

Тут я и обнаружила то, что так больно рвануло меня за горло. Оказывается, мой нательный крестик зацепился за прибрежные кусты. Это-то меня и спасло. Святой крест отогнал нежить, не позволил броситься в омут вслед за нечестивыми созданиями. Однако, часа два с липшим я все-же где-то потеряла. Ноги гудели, а сердце стучало, как после быстрого бега. Чувствуя боль и разбитость во всем теле, с трудом поднялась и побрела домой, удивляясь, как могло меня, трезвую женщину, угораздить поддаться галлюцинации и в припадке бегать по берегу реки. А ведь могла ненароком и утонуть!

Кладбищенские страсти

Это произошло еще во времена моего далекого детства, но помню все так, будто было вчера. Случилось так, что я поспорила с подругами — сумею или не сумею провести ночь на кладбище, на самой могиле вчера похороненного деда Селиверстова, о котором говорили, что по ночам он перекидывается в кота и в таком непристойном виде слизывает у хозяек сметану с крынок. Конечно, над этими наивными байками я от души смеялась, потому что в то время еще не верила ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай.

Итак, мы поспорили, не помню уж на что, да это и неважно. Ночи стояли прохладные, поэтому я захватила с собой теплый свитер, одеяло, и решительно двинулась в соседнюю деревню, где у нас и располагалось кладбище, одно на все окрестные села. Светила полная луна, в воздухе дрожал пар от дыхания — еще не настали летние теплые ночи. Девчонки проводили меня до ворот, но дальше идти не рискнули, зато твердо обещали ждать меня недалеко, в кустах. Ободренная этими горячими заверениями, я помахала им рукой и шагнула в кромешную темь. А, надо сказать, кладбище у нас, в отличие от других подобных просто роскошное. Начать с того, что возраст ему никак не меньше двух веков. Красная кирпичная ограда во многих местах обвалилась и ремонтировалась очень редко, по большим церковным праздникам. Высоко в небо взметнулись кроны вековых дубов и лип, а между их толстыми стволами одна на другой громоздились могилы разных лет и поколений. Среди них можно было встретить забытые всеми захоронения прошлого века. Конечно, могла бы я, воспользовавшись страхом подруг, приземлиться где-нибудь у самой стены и продремать до рассвета, но самолюбие не позволило этого сделать, и я честно отправилась отыскивать могилу деда Селиверстова. Лунный свет пробивался кое-где сквозь густые кроны деревьев, но тем не менее я быстро отыскала нужное мне место, благо деда далеко не унесли. Там я расстелила одеяло, накинула свитер и приготовилась бдеть.

Долго ли, мало ли я сидела, заметила, что луна отыскала брешь среди листвы и залило небольшой пятачок вместе со мною и могилою своим мертвенным светом. Как ни люблю я прогулки при луне, но здесь мне стало жутко. И в этот момент вдруг почувствовала под собою вроде как идущие из-под земли слабые толчки. Ух, ну тут и перетрухала я, подхватила свое одеяло и в мгновение ока переместилась с подозрительной могилы за толстое, в три обхвата, дерево и, чувствуя себя весьма неуютно, там притаилась.

В таких случаях время тянется медленно, как резиновое. Сидела я сидела, пристально, до боли в глазах приглядываясь к дедовой могиле, и вот стало мне казаться, что над свежей поверхностью ее поднимается вроде как осязаемый сгусток белого тумана, с каждой секундой становясь все материальнее и превращаясь в фигуру старика в длинной холщовой рубахе и широких шароварах.

Лица его не было видно, но так у нас, сколько я помнила, всегда одевался дед Селиверстов. В том его и похоронили, это я хорошо помню, сама ходила смотреть. И тут почувствовала я, как волосы на моей голове поднимаются дыбом, а душа с бешеной скоростью устремилась в пятки. Когда говорят «душа ушла в пятки», это отнюдь не ради красного словца. Некий плотный и тугой комок сконцентрировался у меня именно в пятках, побуждая к одному только действию — как можно скорее бечь. Но прежде чем удариться в бега, я оглянулась. Весьма уже материальная фигура деда оторвалась от могилы и не спеша направилась к выходу. И тут я рванула. Не разбирая дороги, перепрыгивая через могилы, устремилась куда глаза глядят, непонятно, как только шею себе не свернула. На счастье попался мне пролом в стене и вылетела я в него, будто птичка. Одеяло так и осталось там, под деревом, а обрывки своего свитера растеряла по всем крестам и кустам.

Наутро оказалось, что не я одна поспешно спасалась бегством. Хватаясь за головы и в ужасе тараща глаза, подруга мои поведали, как, сидючи в кустах, увидели вдруг деда Селиверстова. Недавно похороненный дед собственной персоной прошествовал мимо них по направлению к деревне. Причем одна из них утверждала, что глаза у деда горели, как у волка.

Верно говорят, у страха глаза велики. Но кто знает, может, не так уж и велики?

Кикимора болотная

А однажды была я в гостях и засиделась до вечера. Ничего, думаю, добегу, бешеной собаки семь верст не крюк. Тем более, ночка-то какая лунная, прогуляться удовольствие одно. И пошла. Мимо леса, пешком, а уже стемнело. Но в те времена страх во мне начисто отсутствовал. Как говорилось выше, ни в сон, ни в чох…

И имелось там, на пути одно маленькое болотце — не болотце, а так, тьфу, вязкое место. Предусмотрительные люди дощатый мостик через него перекинули, но несколько в стороне от тропы. Показалось мне лень идти к мосту, ну и поперла я напролом. Эх, где наша не пропадала! И чувствую вдруг, что увязла. Дернула одну ногу, дернула другую — ну никак! И сделалось мне не по себе. Остановилась дух перевести, и сразу почувствовала некий посторонний взгляд со стороны. Кому, думаю, в таком месте и в такое время? Неужели еще один бешеный нашелся? Обернулась — мать честная! Сидит!

Вот тут даже описать затрудняюсь, кого или чего я увидала. Вроде не такое оно и большое, а страшное. Кожа на нем бугристая, пупырчатая, руки-ноги как у лягушки, а мордочка совсем человечья. Смотрит оно и вроде как ухмыляется. А потом шлеп! — перепрыгнуло ближе ко мне. Шлеп! Шлеп! — еще ближе, и глазки эдак сверкают зелененьким огоньком. У меня мурашки по телу побежали, и стало так холодно, будто кусок льда положили за пазуху.

А она снова — шлеп! — целый фонтан вонючей болотной жижи брызнул мне в физиономию. Я вообще всегда несдержанна на язык, а здесь подавно, сам Бог повелел выругаться по-матушке. Завернула аж семиэтажным, а когда продрала от грязи очи, нежить уж исчезла, как не бымши. Тогда ноги мои сами в ход пошли, не помню, как отмахала весьма приличное расстояние до дома.

Могла бы, конечно, сослаться на выпитую в гостях рюмку вина и зеленого змия, но как не убеждала себя, ничего не получалось. После этого случая если и в сон-чох не поверила, но к тому близка.