Евгений Филимонов - Время льда и огня

— Скорее! Скорее! — Он протягивал трубку.

В недоумении я взял телефон и назвал себя. В ответ — писки, гудки, помехи, и вдруг — ясный, чистый голос, будто кто-то откликнулся от соседнего пульта:

— …марк! Петр, это я, Эл Наймарк!…

— Что!!!

Наймарк! Я уже успел похоронить его, он стал потихоньку выветриваться из моей памяти, чудаковатый старикан, с которым вместе столько пережито, — и вдруг этот голос…

— Эл! Вы меня слышите, Эл? — орал я в трубку. В ответ было полное молчание. Вольф понимающе махнул рукой:

— Все на сегодня. Мы вошли в радиотень…

Я был еще под впечатлением. Связисты объяснили мне, что уже который день к ним кто-то настойчиво пробивался, сперва почти неразличимо, затем все отчетливее. И вот сегодня они наконец разобрали кто и тут же вызвали меня, но я прибыл слишком поздно.

— Наймарк, старина Наймарк! Так он жив! А что он успел вам сказать?

— Очень немного. К сожалению, мы не включили запись…

— Но что, что именно?

Вольф — сухопарый брюнет в белой шапочке — смотрел на меня с виноватым видом.

— Он жив, как вы поняли, и находится уже довольно долгое время в той самой штольне…

— В лаборатории доктора Бюлова? В пустыне?

— Да. Больше мы толком ничего не расслышали…

— Какая жалость! Нет, это невозможно — как же он там жил все это время?

— Понятия не имею. Но мы надеемся связаться с ним завтра, как только выйдем из радиотени. Уж мы подготовимся на этот раз, будьте уверены.

Вся команда Вольфа согласно закивала головами — будь, мол, уверен.

— Я приду сюда завтра к самому началу.

Из центра связи я метнулся было к Норме — а с кем еще было мне поделиться этой ошеломляющей новостью, — но на полпути меня перехватил посыльный Кураты. Тот велел мне зайти.

В кабинете Кураты было тихо и спокойно, но сам он явно сдерживал внутреннее напряжение. Его скуластое лицо, лицо самурая, оставалось невозмутимым, однако голос звучал слегка громче обыкновенного. Как всегда, он сразу перешел к сути:

— Обнаружен ваш бывший партнер?

— Он сам вышел на связь с Галакси. А партнерами нас сделали обстоятельства.

Курата потер ладони, глянул на меня с любопытством:

— Вы будто открещиваетесь от него…

— Не от него. Наймарка я готов в любой момент вызволить из беды — если это возможно. А убеждений его я никогда не разделял.

Курата походил по кабинету.

— Для того я и позвал вас, чтобы узнать — каковы же его убеждения, его цели. Раньше это было мне безразлично. Теперь становится важным. Я считал, что жало всемирной интриги вырвано с корнем, — оказывается, не так!

Я собрался с мыслями, чтобы ответить поточнее.

— Как бы покороче охарактеризовать его… Понимаете, Наймарк — это ученый старого закала, каких теперь уже нет, могу утверждать. Он никогда не предаст собственные принципы. В конечном счете, он всегда считал эксперимент доктора Бюлова глобальной ошибкой и всегда хотел, чтобы все стало как прежде.

Курата глянул на меня исподлобья:

— И вы так хотите?

— Нет, совсем наоборот. Мне нравится как есть, вернее, нравилось, пока южане не изуродовали мой родной край. Теперь я понимаю, до чего уязвим наш мир…

Самурай снова заходил по кабинету — при небольшом воображении вполне можно было услышать, как ножны его меча задевают мебель. Он остановился прямо напротив меня.

— Я думаю, Наймарк не зря там, в этой шахте. Что он может там сделать?

— Думаю, ничего. Установка лишена «фокуса», «фокус» я сам уничтожил, вы знаете. Мне самому непонятно…

Командир Галакси глядел на меня испытующе. И действительно: имел ли он право полностью доверять чужаку, буквально без году неделя зачисленному в штат спутника, имеющему за спиной такие сомнительные знакомства… Я, в свою очередь, не мог понять его беспокойства. На мой взгляд, радикально оторвавшись от земной тверди, Курата мог бы уже и охладеть ко всем перипетиям происходившего внизу. Но, очевидно, это было не так.

39

Назавтра я и Норма появились у Вольфа задолго до выхода спутника из радиотени. Его люди тщательно отладили комплекс, через который Наймарк прорвался на Галакси, и в ожидаемое время мы собрались у того пульта. Наймарк заговорил, и слышно было его превосходно. После выполнения связных процедур он сразу попросил дать меня. Сперва он резонно не предполагал моего присутствия здесь, позвать меня для разговора с ним было инициативой Вольфа, и, узнав об этом, Наймарк, как выяснилось, был потрясен не меньше моего. Однако наш старикан не был настроен на пустой разговор.

— Петр, слушай внимательно. Я уже больше двух месяцев возле этой самой установки, никто этого не знает…

В экстремальные моменты, какие нам случалось пережить вместе, Наймарк в разговоре со мной переходил на «ты». Сейчас, видимо, был именно такой момент.

— Но, — возразил я, — вас же могут засечь сейчас, во время разговора!

— Нет, я иду через общую сеть мегаполиса, я так подключился, что меня невозможно определить. И через их спутник связи — к вам…

— Эл, но вас же могут схватить при первой же инспекции на шахту!

— Ерунда. После уничтожения «фокуса» к шахте пропал всякий интерес. Сюда теперь не пускают даже автоматический состав.

— Да, но как вы там живете, чем кормитесь вот уже столько дней?

Наймарк рассмеялся — в своем безлюдном подземелье рассмеялся, а у меня мурашки побежали по спине.

— Здесь по соседству — кладовая консервированных продуктов, мне хватит на год. Я ее обнаружил еще тогда…

— Когда — тогда?

— Ну, когда еще, помнишь, мы с лейтенантом совершили ознакомительный обход и убедились, что «фокуса» нет. Тогда-то я и решился окончательно…

— Решился?

— Ну да, остаться здесь при первом удобном случае.

— Но как же… — Я был озадачен. — Даже если вы хотели что-то сделать, установка-то обезврежена. Зачем вы остались?

Наймарк опять захохотал, и я сперва подумал, что он вполне мог сдвинуться там, в полной тишине и одиночестве. Затем продолжал:

— «Фокуса» не обнаружилось, это так, но я к этому оказался готов. Я пришел туда со своим «фокусом», так-то, дорогой мой Петр.

Минуту мы все ошеломленно молчали, лишь потрескивало в динамиках да в немыслимой дали и глубине слышалось дыхание Наймарка.

— Но, — опомнился я наконец, — у вас же не было никакого «фокуса»?

— Был, — даже здесь я почувствовал, как старикан ухмыльнулся обычной своей немного кривой ухмылкой, — и ты его сто раз видел, дружище.

— Не может быть… Не помню, — наконец признался я.

— Ну как же? Ты не помнишь мой брелок на ключах?

Да, я тут же вспомнил этот брелок, массивный кубик со скругленными углами. Я всегда больше удивлялся не самому брелку, а тому, зачем вообще Наймарку в таком путешествии таскать с собой ключи от какого-то своего бывшего жилья. А ключи оказались лишь прикрытием, маскировкой…