Иван Ефремов - Румбы фантастики. 1988 год. Том I

Директор не ответил на мой вопрос, будто его не было вовсе.

— Вон к той лисичке я подхожу в первую очередь, — весело сказал он. — Все-таки первый экземпляр.

Он протянул руку к пушистому существу с влажным черным носиком. Янтарно-желтые глаза недобро блеснули, и лиса мгновенно вцепилась в кисть директора.

— Ну, ну, милая. Пора оставить эти замашки. Старая история, — обернулся он ко мне, — Как дома, так и здесь.

Я подумал о лисе и возразил:

— Но в природе ей же необходима жестокость… Лисы должны, чтобы выжить, ловить зайцев, воровать кур…

— Нет, курятину она не любила. А насчет воровства… Нелогично. Разве она была голодна или не обеспечена?

— Я вас не понимаю.

— Посмотрите, какой отличный кабан! — воскликнул директор и тут же потащил меня к столбикам, наспех переплетенным веревкою. За ними возвышался грязный, резко пахнущий холм величиной с три здоровых свиньи. Холм встрепенулся, захрюкал, обнажая серо-желтые клыки на красных, словно кровавых, деснах. Малюсенькие глазки злобно сверлили нас…

— А это верблюд. Там — обезьяны. Хотите посмотреть на аллигатора? Вы, вообще-то, кого-нибудь из животных любите?

— Я? Не знаю, — в замешательстве отозвался я.

— Глядите, какой отличный бегемот. Глаза настоящие бегемотьи.

— Какими же им еще быть? — удивился я.

— Нет, знаете, могла произойти ошибка. Вы же, наверное, встречали собак с совершенно человечьими глазами?

— Чья ошибка?

Но директор продолжал:

— Много ошибок. Мужчины со слабыми женскими характерами и наоборот…

— Ничего не понимаю, — неприятное раздражение шевельнулось во мне. — Уж не хотите ли вы сказать, что эти звери искусственные…

И тут я осекся. Прямо надо мной висел громаднейший удав. Теперь я понял, что такое быть загипнотизированным кроликом. Я запомнил все, даже сколько чешуек у него между глазами, даже обе дырочки носа, а глаза сравнил с металлическими шариками из детских мини-игр, покрытыми черным лаком, но вот сдвинуться с места — не мог.

— Почему вы остановились? — спросил директор, дотрагиваясь до моего локтя.

— Ааа!.. — завопил я и бросился по боковой тропинке к озеру.

— Осторожно, там утки! — крикнул вслед директор.

— Утренний чай и вечерний кофе. Если вас не устраивает, можем поменять их местами, — предложил директор, когда я спустился утром на веранду. Головная боль мешала вспомнить — происходило ли все наяву или мне приснился дурной сон, навеянный ночными голосами обитателей зверинца.

— Не стоит из-за меня менять привычки, — вежливо заметил я.

— Скоро принесут газеты, а пока не хотите ли прогуляться по зоопарку?

— Нет!!!

Кажется, я вскрикнул слишком громко. Пуговицы на манжетах моей рубашки мелко задрожали, и мне стало трудно попадать чашкой на блюдце.

Газеты с их привычно избитыми фразами и привычный сорт сигарет на удивление быстро успокоили меня, вернули в нормальное состояние.

— У вас есть жена? — спросил я, намекая на ухоженность дома.

— В принципе есть, — равнодушно ответил директор.

— Она сейчас где-нибудь отдыхает?

— Скорее всего, спит. Она любит днем поспать.

Я улыбнулся, но директор продолжил:

— А ночью тявкает, иногда скулит.

Он говорил это спокойно и внешне ничем не походил на сумасшедшего. Я невольно сжался.

— Видите, какие следы оставляет, — директор показал мне руку со следами вчерашнего лисьего укуса.

— Это… это… ваша жена? — недоуменно спросил я.

— Да, — ответил он. — Мне надоело, что она пыталась строить из себя человека. Боже мой, хоть и не молодым, а каким все же глупым я был. Влюбился без памяти в эту особу — симпатичную, игривую, мягкую. Кто же знал, что у нее такие повадки. Залезть в чужой дом ей было так же необходимо, как для нас с вами высморкаться во время гриппа.

— Как, залезть в дом? Воровать? — не понял я.

— Да, самым настоящим образом. Где стянет доверие, где кусочек чести, а чаще всего хваталась за чужое счастье. Ловили, колотили. Клялась покончить, но не тут-то было. Хитрила, изворачивалась, так следы заметала, что только поражаешься. Но не зря сказано: все тайное становится явным. И люди, прознав о любом безымянном безобразии, стали на нее пальцем показывать.

— И вы превратили ее в лису? — осторожно спросил я, словно понял правила и включился в эту странную детскую игру.

— «Превратил» — сильно сказано. Я не умею ничего превращать. И вообще это невозможно. Вы сами прекрасно знаете.

— Да, конечно, — быстро согласился я.

Директор достал новую сигарету, закурил и продолжил:

— Я просто загнал ее в угол и привел все доказательства.

— Доказательства чего? — глупо спросил я.

— Объяснил, что ей нечего делать среди людей и пора возвращаться…

— Я кажется, брежу. Ваши истории так занятны, вот только бы понять их… — пробормотал я.

— Я тоже сначала удивился, — невозмутимо продолжал директор. — Все-таки любил ее. А тут передо мной оказался рыжий комок шерсти, норовящий цапнуть. Очень уж обиделась она за разоблачение.

— И чем все это кончилось?

— А ничем. И не кончалось вовсе. Когда соседи узнали о моей бедной жене, они, с одной стороны, обрадовались — изрядно она успела им насолить, а с другой стороны, задумались. Через неделю привели ко мне нашу местную достопримечательность — парикмахера и спросили — кто это? Я ответил, что не знаю, надо понаблюдать, присмотреться… Но парикмахер не выдержал, так испугался, что добровольно стал крысой… Все думали, что только у меня такая способность — заставлять людей признаваться, кто они есть, но потом в нашем городе вдруг стали появляться собаки странных расцветок, кошки, вытворяющие то, что и не снилось нормальным кошкам. Одна старушка, говорят, предложила мужу стать попугаем. Он стал, но успел до этого доказать, что она из семейства грызунов. Почти в каждой семье появились животные. Правда, такой зоопарк только у меня. Согласитесь, не всякий захочет держать диких зверей, ведь это большая ответственность…

Нервно допивая пятую чашку чая, я осторожно спросил:

— Кого же напоминаю вам я?

— А как вы думаете?.. — сказал он, пристально глядя мне в лицо.

Примечания

1

Чий — высокий, растущий пучками злак среднеазиатских степей.

2

Ак-Мюнгуз (уйгурск.) — Белый Рог.

3

Шемшир — меч.

4