Журнал «Если» - «Если», 2005 № 08

Я проработала у Ангуса уже полтора года, когда случилось нечто из ряда вон выходящее. В тот день я как всегда сидела в полосатом шезлонге и листала рассказ «Сонная вода Кригенвейла», опубликованный в мартовском номере «Неведомых миров» за 1994 год, а мистер Ангус работал над романом «Гландар — Победитель Мальфезана», то есть по обыкновению лупил по клавишам компьютера так, что казалось, будто рядом работает отбойный молоток.

И вдруг наступила тишина. Это было так неожиданно, что я вздрогнула в своем шезлонге. Честное слово, я бы испугалась куда меньше, если бы мистер Ангус выхватил из кармана револьвер и выпалил в потолок. Подняв голову, я увидела, что мой патрон сидит перед монитором, закрыв лицо руками.

— Боже мой… — услышала я его шепот. — Боже мой!..

— Что случилось? — осторожно спросила я.

Он повернулся ко мне и, не отрывая рук от лица, проговорил:

— Я ослеп, Мэри!..

Сначала я не поняла в чем дело и по привычке повернулась к полкам, решив, что мистеру Ангусу снова понадобились какие-то сведения из истории Кригенвейла. Но когда я встала, смысл его слов дошел до меня.

— Может, вызвать вам «скорую»? — предложила я, делая шаг в его сторону.

— Нет, нет… — пробормотал мистер Ангус, отнимая от лица руки. — Я здоров, просто я перестал видеть Кригенвейл. Я не вижу, что Гландар сделает в следующую минуту, понимаешь?… Мир, о котором я писал, исчез!

И он посмотрел на меня. Впервые за полтора года моей работы мистер Ангус взглянул на меня в упор. В его глазах стоял страх. Я чувствовала глубину этого страха. Почему-то в эти мгновения я вдруг вспомнила, что на самом деле его зовут вовсе не Мармадьюк Ангус, а Леонард Финч.

— Может быть, вам просто нужно немного отдохнуть? — предположила я.

Он кивнул и с несчастным видом сгорбился в своем кресле. Сейчас знаменитый писатель больше всего напоминал шестилетнего малыша, потерявшегося в громадном универмаге.

— Иди домой, — проговорил он глухо.

— Хорошо, — сказала я. — Я приду завтра.

В ответ он замахал на меня руками, словно мои слова каким-то образом причинили ему боль. Мне хотелось спросить, как мне заплатят за сегодня — как за полный день или как за неполный, но я не посмела.

Путь от особняка Ангуса до дома моих родителей занимал четыре квартала, и его легко можно было пройти пешком. По дороге я сравнивала Ангуса с истощившейся шахтой, пересохшим колодцем, опустевшим пивным бочонком и древним торговым автоматом, который уже давно не значится в маршрутных листах фирмы-поставщика. Все эти годы мой патрон опускался в глубины бессодержательной, скучной писанины и наконец достиг мистического дна — так я решила, подходя к дверям своего дома.

Но ближе к вечеру — сама не знаю почему — я передумала. После ужина, удобно расположившись в кресле с эссе Камю «Миф о Сизифе», я вдруг представила, как Леонард Финч сидит один в своем неприбранном кабинете и, ссутулившись под тяжестью поражения, пристально смотрит в пустой экран компьютера. Не долго думая, я отшвырнула книгу и пошла сказать матери, что хочу немного прокатиться перед сном.

Надо сказать, что я везде ходила пешком, а если идти было далеко или нужно добраться куда-то быстро, ездила на велосипеде (я надеялась, что люди будут принимать меня за помешанную на здоровом образе жизни дурочку и не догадаются, что я до сих пор не получила водительские права). Стояла ранняя осень, и вечер, освещенный вполне кригенвейлской, то есть похожей на кривой ятаган луной, был тих и прохладен. Четыре квартала до дома Ангуса я преодолела за пару минут. Сворачивая на его подъездную дорожку, я заметила, что ни в одном окне нет света.

Несколько минут я стояла на дорожке перед входной дверью и раздумывала, постучать или нет. В конце концов выработанная чтением привычка все всегда доводить до конца заставила меня слезть с велосипеда и подняться по ступенькам крыльца. Несмотря на желание узнать, чем закончилась эта история, я постучала совсем негромко и даже отступила от двери на пару шагов — на случай, если по какой-то причине мне придется бежать.

Ответа не было довольно долго. Я уже собралась уходить, когда за дверным стеклом вспыхнул свет. Щелкнул замок, дверь приоткрылась, из щели показалась голова Ангуса.

— А-а, Мэри, это ты!.. — проговорил он и почти улыбнулся. — Проходи… — И он открыл дверь шире, пропуская меня внутрь.

По-видимому, он был в хорошем настроении, и это застало меня врасплох. Я еще никогда не видела, чтобы Мармадьюк Ангус улыбался. За те несколько часов, что мы не виделись, с ним что-то произошло. Сверхъестественная энергия, с которой он истязал клавиатуру компьютера, куда-то пропала, и теперь передо мной оказался бледный призрак бывшего писателя Ангуса. Помимо своей воли я вспомнила его книгу «Пещера Пожирателя Душ» и снова заколебалась.

— Одну минуточку, — сказал Ангус и исчез, оставив меня в прихожей. Насколько я могла судить, свет в комнате он так и не включил, и я задумалась, что он может делать в темноте.

Вскоре Ангус вернулся. В руках у него была толстая папка для рукописей.

— Вот, возьми и прочти. Даю тебе два дня, я их тебе оплачу. На третий день приходи на работу, — сказал он.

Я взяла папку и некоторое время молчала, не зная, прощаться мне или нет. Мне казалось, мистеру Ангусу хочется выговориться, но я ошиблась. Написанная на его лице растерянность, которая так поразила меня пару минут назад, исчезла. Щеки мистера Ангуса налились краской, брови выгнулись дугой и поползли вверх. Шагнув вперед, он бросил со свойственным ему суетливым нетерпением:

— Ступай же!

Я поспешила исполнить то, что мне было велено. К тому моменту, когда я снова села на велосипед, свет в доме снова погас, и особняк Мармадьюка Ангуса погрузился во тьму. Я почти не сомневалась, что мой патрон наконец-то спятил, и это беспокоило меня гораздо больше, чем его ссылки на творческую слепоту. По-видимому, Ангус действительно не мог писать, если у него в мозгу не возникали картины происходящих в Кригенвейле событий. Я знала, что писатели самого разного калибра пользуются этим методом, перенося на бумагу возникающие в их воображении образы, но мне и в голову не приходило, что Мармадьюк Ангус тоже принадлежит к их числу. Его тексты больше напоминали набор банальных фраз и расхожих клише, которые лишь по чистой случайности выстраивались в порядке, позволявшем обнаружить в них крохи смысла.

Но когда поздно вечером я удалилась в свою спальню с «Победителем Мальфезана» под мышкой, мне стало ясно, что Гландар — этот не знающий сомнений громила, великолепный пьяница и записной бабник — мне почти симпатичен.