Кейт Лаумер - Миры Империума

— Ваша аппаратура нуждается в перенастройке! Он был на месте сорок восемь часов назад...

Двери Совета открылись. Часовой выслушал кого-то с той стороны, затем поманил Дзока. Агент бросил на меня тревожный взгляд и проследовал внутрь. Двое вооруженных часовых взяли на караул и молча замерли по обе стороны от меня.

— Что там сказали? — спросил я у них.

Никто не ответил. Минута ползла долго и мучительно, словно безногий калека. Затем двери снова распахнулись, и Дзок вышел. За ним следовали двое членов Совета.

— Решение... э... принято, Баярд,— запинаясь, проговорил мой бывший сокамерник.— Тебя проводят на квартиру, где ты проведешь ночь. Завтра...

Мимо него протолкался Сфуджил.

— Не решаетесь исполнить свой долг, агент? — проскрежетал он.— Скажите этой твари, что ее уловки не помогли! Совет проголосовал за перемещение...

Этого-то я и опасался. Я отступил на шаг, выщелкнул пистолет в ладонь... и длинная рука Дзока рубанула меня по предплечью не хуже топора. Мой пистолет поскакал прочь по покрытому ковром полу коридора. Я резко развернулся, нацелившись на короткое ружье в руках ближайшего часового. Мне даже удалось коснуться его — как раз в тот момент, когда стальные браслеты защелкнулись на моих запястьях и дернули назад. Серовато-смуглая рука с тюленьей шерстью на тыльной стороне ладони оказалась перед моим лицом, раздавливая крохотную ампулу. В ноздри хлынул едкий запах. Я закашлялся, стараясь задержать дыхание... Ноги сделались дряблыми, как мокрые веревки, и подкосились. Я грохнулся об пол, но удара не почувствовал. Дзок склонился надо мной и зашевелил губами.

— ...сожалею... виноват, старина...

Лежа на спине, я нечеловеческим усилием привел в движение язык и сумел выдавить одно слово: «Правда...»

Кто-то оттолкнул Дзока. На меня уставились близко посаженные желтые глаза.

— ...глубокая обработка памяти...

— ...закончить работу...

— ...слово офицера...

— ...к черту его. Англик есть англик...

А потом я падал, легкий, будто воздушный шарик, и наблюдал, как картина вокруг меня выпячивается, смазывается, растворяется в вихре огней и темноты, которые все уменьшались, уменьшались и вскоре пропали вовсе.

Я довольно долго следил за игрой солнечных зайчиков на паре газовых занавесок, колыхавшихся у распахнутого окна, пока не нашел в себе силы припомнить, кто же их туда повесил. Память возвращалась с трудом, словно таблица умножения, некогда выученная, но давно не применявшаяся. Ну да, у меня же приключилось расстройство, нервный срыв, во время выполнения одного щекотливого поручения в Луизиане — детали припоминались смутно,— а теперь я отдыхал в частном санатории в Харроу, принадлежащем добрейшей миссис Роджерс...

Я сел. Головокружение напомнило мне о последнем приступе, свалившем меня после тяжелой инспекционной поездки в... в... В мозгу мелькнуло полустертое воспоминание о странном городе со множеством лиц и... Я ведь тогда неделю пластом провалялся.

Видение рассеялось окончательно. Я потряс головой и снова лег. В конце концов, я здесь для отдыха. Славного долгого отдыха. Затем со своей пенсией — перед внутренним взором возникло четкое видение банковской книжки с балансом в 10 000 золотых наполеонов на депозите в Кредитном банке де Лондре — я смогу где-нибудь обосноваться и посвятить себя садоводству, как мне всегда хотелось...

Нет, для целостной картины определенно недоставало какой-то маленькой детали, но пытаться ее вычислить было сейчас слишком утомительно. Я оглядел комнату, маленькую, веселую от солнечного света и ярких красок, покрывавших мебель. Домотканые половики и постельное покрывало с вышитой на нем охотничьей сценкой наводили на мысли о долгих зимних вечерах, проведенных за рукоделием под треск пылающих в камине дров. Из комнаты вела узкая филенчатая дверь, выкрашенная в коричневый цвет, с круглой бронзовой ручкой. Ручка повернулась, и вошла миловидная седая женщина с румяными щеками, в забавной кружевной шляпке и многоцветной юбке до полу. Увидев меня, она всплеснула руками и просияла так, словно я заверил ее в том, что она печет яблочные пироги точь-в-точь как моя матушка.

— Мистер Баярд! Вы проснулись! — Голос у нее оказался пискляво-жизнерадостный, как свисток игрушечного паровозика, а вот акцент вызвал у меня некоторое замешательство.

— И проголодались тоже, я полагаю! Вы ведь не откажетесь от доброй чашечки супа, правда же, сэр? И может, чуточку пудинга на десерт?

— Добрый кусок мяса, тушенного с грибами, звучит лучше,—ответил я.— И, э...—Я собирался спросить ее, кто она такая, но затем вспомнил: добрейшая миссис Роджерс, разумеется...— Бокал вина, если есть,— закончил я, откинувшись на подушку, и вокруг меня заплясали разноцветные пятнышки.

— Конечно-конечно, а перед этим славная горячая ванна. Это будет замечательно, мистер Баярд. Я только покличу Хильду...

Несколько минут все пребывало как в тумане. Я смутно осознавал чью-то суету и щебет женских голосов. Мягкие пальцы касались меня, осторожно тянули за руки. Усилием воли я открыл глаза и поймал взглядом изгиб цветного фартука на девичьем бедре. Женщина постарше направляла двоих крепких светловолосых парней в маневрировании чем-то тяжелым ниже моей линии обзора. Девушка выпрямилась, и я мельком разглядел тонкую талию, приятную округлость живота, рук и дерзкое лицо под прямой челкой цвета клеверного меда. Парни, закончив, ушли, старушка — следом за ними. Девушка еще некоторое время посуетилась вокруг и тоже удалилась, оставив дверь открытой. Я приподнялся на локте и увидел шестифутовую эмалированную ванну, аккуратно установленную на овальном коврике, большое пушистое полотенце, щетку и прямоугольный кусок белого мыла на табуреточке возле нее. Заманчивая картина. Я сел, спустил ноги с кровати, сделал несколько глубоких вдохов, пока не прошло головокружение, затем стянул лиловые шелковые пижамные брюки и неуверенно встал.

— Ой, вам еще нельзя ходить самому, сэр! — донеслось от двери теплое контральто. Медовая челка вернулась, подходя ко мне с озабоченным выражением на дерзкой физиономии. Я равнодушно потянулся за штанами, едва не потерял равновесие и тяжело осел на кровать. Она была уже рядом, поддерживая меня сильной рукой.

— Мы с Ганвор беспокоились о вас, сэр. Доктор сказал, вы были очень больны, но когда вы проспали вчера весь день...

Я не следил за ее словами. Одно дело проснуться в знакомой комнате и без особого труда сообразить, что к чему. Совсем иное дело осознать, что ты среди совершенно незнакомых людей и не имеешь ни малейшего понятия, как сюда попал...