Путь врат. Парень, который будет жить вечно - Пол Фредерик

– Может быть, позже, – ответила я и отправилась на поиски Джун Терпл.

Гневный голос Терпл я услышала раньше, чем увидела ее. Кекускян ее нашел, и они по-настоящему бранились. Она кричала на него:

– Наплевать мне на то, что вам нужно, Олег! Мы уходим! Мы должны убрать отсюда установку, пока она еще цела!

– Вы не можете так поступить! – кричал он в ответ. – Зачем я торчу здесь, если не увижу сверхновую? Какой в этом смысл?

– Смысл в том, чтобы уцелеть, – яростно ответила она. – Что мы и собираемся сделать. Я здесь командую, Кекускян! Я отдаю приказы. Ганс! Проложи курс к нейтронной звезде!

И тут вмешалась я.

– Отменить приказ, Ганс, – приказала я. – Отныне ты получаешь приказы только от меня. Ясно?

– Понятно, мисс Мойнлин, – ответил корабельный мозг – спокойно и невозмутимо, как всегда. Но Терпл была далека от спокойствия. Я сделала ей скидку: она почти не спала и все время находилась в страшном напряжении. Но в эту минуту мне показалось, что она меня ударит.

– Какого черта вы здесь делаете, Мойнлин? – угрожающе спросила она.

– Принимаю командование, – объяснила я. – Мы останемся еще на какое-то время. Я тоже хочу увидеть взрыв звезды.

– Да! – закричал Кекускян.

Терпл даже не посмотрела на него. Все ее внимание было отдано мне, и она была настроена совсем не дружелюбно.

– Вы с ума сошли? Хотите, чтобы мы все погибли?

Мне подумалось, что это было бы не так уж плохо, но сказала я – очень рассудительно – вот что:

– Я не говорю, что мы останемся здесь и поджаримся. Во всяком случае, не люди. Экипаж мы эвакуируем и будем наблюдать за взрывом с помощью дистанционного управления. На двух кораблях всем хватит места. Я возьму с собой троих или четверых, Билл – остальных.

Терпл не могла поверить в услышанное. Она сердито сказала:

– Клара! Радиация будет страшная! Она уничтожит установку!

– Отлично, – ответила я. – Я это понимаю. Поэтому я куплю вам новую.

Она потрясенно смотрела на меня.

– Купите новую? Клара, да вы представляете себе, сколько стоит…

Она замолчала и пристально посмотрела на меня.

– Что ж, – ничуть не умиротворенно, но более или менее смиряясь с фактами, сказала она, – вероятно, знаете. Кто платит, тот и заказывает музыку.

Как всегда.

Поэтому когда я стала отдавать приказы, никто не возражал. Я собрала всех в столовой и объяснила, что мы оставляем корабль. Терпл, Ибаррури и Звездный Разум должны были перейти ко мне.

– До Земли всего несколько дней; вы трое поместитесь в моей гостевой каюте. Мейсон-Мэнли и Кекускян полетят с Биллом и Дениз. В корабле Билла будет тесновато, но они поместятся.

– А как же Ганс и я? – удивленно спросил Рорбек.

Я небрежно ответила:

– О, вы можете лететь со мной. Мы найдем для вас место.

Он ничуть не взволновался при мысли о том, что полетит с прекрасной и одинокой женщиной вроде меня. Его это даже не заинтересовало.

– Я имел в виду не только лично себя, Клара, – напряженно сказал он. – Я имел в виду себя и свой корабельный мозг. Я вложил в Ганса очень многое. И не хочу, чтобы он погиб!

Меня не очень порадовала его реакция, но мне нравятся мужчины, увлеченные работой.

– Не волнуйтесь, – успокоила его я. – Я уже спросила об этом Гипатию. Она говорит, что у нее хватит памяти. Мы скопируем Ганса и возьмем с собой.

Раньше я никогда не видела взрыв сверхновой в реальном времени – да и сколько человек это видели? – но разочарования не испытала. Шоу полностью оправдало все ожидания.

Когда это произошло, мы находились на двух кораблях в нескольких миллионах километров от фокуса установки. Отныне Ганс получал приказы от Кекускяна и оставил планету крабберов, сосредоточившись на самой звезде. Гипатия прошептала мне на ухо, что Билл Тарч в своем арендованном корабле рвет и мечет из-за такого решения. Он хотел уловить все мгновения этого ужасного и трагического зрелища, вплоть до выражения лиц крабберов – если только это возможно, – когда те увидят, как солнце разбухает прямо у них над головами. Я этого не хотела. Я на крабберов насмотрелась. И приказы здесь отдавала я.

В моей гостиной было сразу два экрана. Гипатия настроила внешнюю оптику моего корабля так, чтобы мы могли видеть большое зеркало и крошечный корабль «Феникс» – как игрушки в углу помещения. Но главное было на другом экране – сама звезда крабберов, какой она видна с «Феникса». Гипатия говорила, что это не опасно. Ганс уменьшил яркость, к тому же мы воспримем только видимый свет, а не весь широкий спектр излучения, которое хлынет от звезды через минуту. Но все равно звезда была огромной, два метра в диаметре, и такой яркой, что приходилось щуриться, глядя на нее.

Я не очень много знаю о поверхности звезд, но эта показалась мне какой-то больной. По всему ее периметру сверкали вспышки, а весь диск усеивали пятна. И вдруг – совершенно неожиданно – началось. Звезда стала уменьшаться, как будто Ганс уменьшил изображение. Но он ничего подобного не делал. Звезда коллапсировала, втягивалась в себя, и происходило это очень быстро. («Это взрыв», – прошептала Гипатия.) На наших глазах с двух метров она сократилась до полутора, до метра, стала еще меньше…

И снова начала увеличиваться – так же быстро, как уменьшалась, но горела намного ярче. Гипатия прошептала:

– А это отдача. Я приказала Гансу уменьшить яркость. Будет еще хуже…

Действительно.

Звезда расцветала все ярче и ярче – и становилась все более ужасающей, – пока не заполнила всю каюту; у меня появилось ощущение, что меня втягивает в этот звездный ад, и в этот миг изображение начало раскалываться. Я услышала стон Терпл:

– Взгляните на зеркало!

И поняла, что происходит с изображением. Маленький игрушечный «Феникс» и зеркало со всем оборудованием подвергались страшной бомбардировке излучением от сверхновой. Никаких фильтров. Никаких предохранителей. Оборудование корпорации «Феникс» ярко светилось само, отражая поток ослепительного света. У меня на глазах зеркало начало коробиться. Тонкие листы амальгамы отлетали, взрывались, превращаясь в облака плазмы, как фейерверк 4 июля. На мгновение мы увидели под пленкой несущую сетку зеркала. Затем она тоже исчезла, остался только скелет усиливающих конструкцию балок, раскаленный и сверкающий.

Я подумала, что мы видели все, что способна показать звезда. Но я ошибалась. Мгновение спустя перед нами снова возникло изображение сверхновой. Оно не было таким огромным и ярким, как раньше. Но все равно смотреть на него было страшно.

– Что?.. – начала я, но Гипатия предвидела мой вопрос.

– Теперь мы смотрим на звезды через маленькую камеру, установленную в центре тарелки, Клара, – объяснила она. – Увеличения от зеркала у нас больше нет. Оно погибло. Меня тревожит и камера. Гравитационное искажение очень мощное, но камера протянет… – она замолчала, потому что изображение окончательно исчезло, – недолго, – закончила Гипатия.

Я глубоко вздохнула и огляделась. У Терпл на глазах были слезы. Ибаррури и Звездный Разум, ошеломленные, молча сидели рядом, а Марк Рорбек шепотом разговаривал с корабельным мозгом.

– Вот и все, – резко сказала я. – Шоу окончено.

Первым отозвался Рорбек, голос его звучал почти радостно.

– У Ганса есть все данные, – доложил он. – Он в полном порядке.

Терпл подняла руку.

– Клара. Относительно корабля… Он подвергся воздействию высокой температуры, тарелка сгорела, но корпус, вероятно, цел, так что туда можно послать команду ремонтников…

– Обязательно, – пообещала я. – Но сначала побываем дома.

Я смотрела на Рорбека. Он казался почти веселым, но его оживление быстро спадало. Увидев мой взгляд, он еле заметно пожал плечами.

– И где этот дом? – мрачно спросил он.

Мне хотелось потрепать его по плечу, но для этого было рановато. И я сочувственно сказала только: