Райдо Витич - Игры с призраком. Кон третий.

— Шли.

— Сей час сделаю, — поклонился и вверх по лестнице рванул, стражников за кнежем идущих огибая.

Перед Богутаром дверь в темницу отворили, прошел махнув охране, чтобы осталась в коридоре.

Взгляд полный гнева и презрения встретил, но свой не отвернул. Постоял и прошел к лежанке, сел и уставился на мужчину:

— Как звать, величать тебя, побратим девы — воительницы?

— Слушай сюда, абориген хренов, — процедил Кирилл, искренне жалея, что взглядом загрызть нельзя. — Если с головы Халены хоть волос упадет!…

Кнеж ладонь выставил:

— Речь не идет. Сам за то голову срублю любому. О том печаль не держи — сто нянек и сражников за соколицей ходить будут, сто служанок и сто слуг ее приказы исполнять, только слово молвит и в том зарок кладу.

Кирилл чуть успокоился, но злоба все равно разрывала:

— Сука ты, урыть тебя мало. Болеет она, присмотр за ней нужен.

— Хворая? — насторожился — что ж и это на руку. Теперь уяснил, отчего свезло ему и богиня не прочуяла замысла. — Знахарей лучших приглашу — будет здрава. О том разговор отдельный. Теперь о нас пойдет речь — кто ты Богине — друг сердечный, верно я спознал?

— В сердце ее другой друг.

— Но в твоем она. Видел я глаза твои и взгляды что на нее устремлялись. Верно ли, что своей назвать хотел?

— Тебе какая разница? Отпусти ее и меня — миром разойдемся, прощу, хоть и признаюсь, горит у меня, так порвать тебя и свору твою хочется. Но миром отпустишь — уйдем, а нет… Мало людей сегодня потерял? Обещаю — всех потеряешь. Я вас вырезать буду, как опухоль, давить, как насекомых. От города твоего камня на камне не оставлю.

Богутар внимательно выслушал его и поверил сразу — может.

В камеру слуга протиснулся бочком, кувшин вина поставил кубки и корзину с яствами: гусь запеченный, пироги, яблоки. И пятясь испарился, дверь прикрыл.

Богутар разлил вино, кубок мужчине подал, тот взял еще надеясь миром дело решить — ждал, что кнеж скажет.

— Великим господарям кнежи вино наливают, остальным слуги льют. К тому я это, что уважение тебе выказываю, честь великую оказываю. Второй раз. Собачится с тобой не хочу, ворогом ты мне не нужен, а и я тебе. И ладно было бы миром все решить.

Кирилл руки поднял, выказывая кандалы:

— Вот что мешает.

— Это не надолго. Грозен да буен ты, оттого и кован. От греха.

— Что тебе надо от нас?

— От тебя ничего, от соколицы сам возьму, да взял уже, — улыбнулся, спокойный, расслабленный. Кирилл в его речи паршивый подтекст почувствовал. Откинул кубок, только вино в разные стороны брызнуло, качнулся к мужчине:

— Слушай ты, урод, с тобой смотрю по-человечьи никак. Тогда слушай — пальцем ее тронешь, конец тебе.

— Зря серчаешь. По чести все. Сейчас пир готовят, свадьба будет. Дары мирянам отправлю в благодарность за суженную.

У Кирилла зрачки расширились — понял, что тот задумал. Рванул с рыком, да железо только натянул, кожу сорвал на руках и ногах.

— Твааарь!!!

Богутар с сожалением головой покачал:

— Зря яришься побратим…

— Я тебя на части порежу, запомни! Всех вырежу!!

— А смысл? Халена дар мой приняла. Сама меня одарила, — выставил монетку у кинжала. — На том сговорились прилюдно.

— О чем, идиот?!!

— О том, что согласна быть моей. Я мешкать и не стал, верно, и ты бы не мешкал. Только мне свезло, а тебе нет.

— Слушай меня сюда, тупой ублюдок!…

— Я законный сын, — парировал тот спокойно, но скулы от оскорбления побелели.

— Ни хрена! Ты сын козла и косиножки! Все что ты говоришь — ложь! Халена не рабыня тебе и не девка, чтобы ты ей как хотел крутил! Я тебе не только тело, я тебе душу выжгу, ублюдок! И не только я! Спроси кого хочешь, что прошлым годом с росками случилось?!

— На гнев Богов намекаешь? А ежели сегодня же понесет от меня Богиня? Оставишь ее с дитем одну?

Кирилл задохнулся от ярости.

— Она замужем, сволочь!! Только посмей ее тронуть!!

— Ты криком не бери, я с тобой миром говорю, — поморщился. — Эльфар глуп был, не смекнул, а после ушла Халена. От меня не уйдет — дитем окручу, куда денется. А и ты в ум возьми — я обид не чиню, честь по чести творю. Обет даю — будет бережена, холена, лелеяна. В сечу не вступит, у оконца сидеть станет, лалами играться, на пуховых перинах греться, заморские сладости вкушать. Не надобны свары мне. По сердцу мне посестра твоя пришлась и за то что не отказала — дань высокую плачу не меряясь.

— Я понял, — закивал Шерби. — Ты ненормальный.

— Как это?

— С головой проблемы!!! Мать башкой в кирпич родила!!!

Богутар насилу стерпел оскорбление. Побелел скулами, встал:

— Чую не идет сегодня у нас разговор. Быть по-твоему, позже речи поведем. Отдыхай гость залетный да за здравие жениха и невесты вино пей да пищу вкушай…

Кирилл с силой пнул кувшин и корзину — на пол все полетело.

Кнеж глянул на него тяжело, словно запоминал и вышел.

— Не смей ее трогать!!! — полетело в спину.

Дверь схлопала и Кирилл взвыл в потолок. Голову огладил, успокоиться пытаясь, а в душе ад царит. Оттер лицо, зубами скрипнул, соображая лихорадочно, что делать. Поднялся цепями звеня, крепление в стене начал изучать — крепко крюк вбит. Сволочи!!… Ничего! Черепок от разбитого кувшина подобрал, крошить раствор у крепления стал, царапать, стирать, крюк расшатывать.

Кнеж полон гнева в покои влетел и в спальню ввалился. Только там и успокоился — добро все приготовили, шелком и атласом устлали, всю заморскую ткань из сундуков повытащив. Хмель по углам и снопы как положено, все угадали — добре.

Внизу уже столы перед теремом накрывали, плясовые играли.

Богутар женщину с постели поднял, в уготованную молодым спальню отнес, уложил и по лицу огладил — хороша, спасу нет. Куртку с нее снял, а вот с обувкой худо — не дается. Долго промаялся, соображая в чем заковыка, но справился, наконец.

Брюки тоже не сразу поддались — заковыристо стянуты. Но стянул и замер — в жар кинуло — до чего ж ладная! "Стынь вытачивала" — вспомнил побасенку, еще Эльфаром со смешком молвленную. И сомнений нет — лоно кружевами укрыто, точь в точь Стынью на железу зимой вязанные. Тонюсенько и задеть страшно. Огладил выпуклый рисунок трусиков, любуясь и дивясь, потянул вниз — пошло, а под ним гладенько, так губами коснуться и тянет. Его и страх и желание брало. Снял вязь Стыни, майку стянул, прижимая к себе безвольное тело и, зажмурился — кожа-то гладь. А грудь-то!

Застонал, счастью своему не веря. Уложил суженную под одеяло и сам разделся, лег рядом, а коснуться боится. Не сдержится ведь. И не выдержал, к себе притянул, голову на плечо положил. Обнял и лежит — сердце колотится от желания и волнения то ли в макушке, то ли в пятках.