Алексей Барон - Эскадра его высочества

— Понял. Я буду очень удивляться. Вот так.

Портобелло развел руки.

— Разве может в портовом кабаке ночевать гвардейский капитан?

— Бывший.

— Не имеет значения! Капитанов много, но песни пишет один. А мы-то вас за пискала приняли… Это ж могло такое в голову прийти! Извините, съер. Доносчиков в наших злачных местах давно уж повывели, вот я нюх и потерял.

— Постель, — повторил Гюстав.

Он не спал уже две ночи. Потому что бубудуски имели обыкновение приходить по ночам. Как ни храбрись, к этому следовало быть готовым.

Портобелло растолкал Гюстава уже после полуночи.

— К вам пришли, сударь. Долг, мол, платежом красен. Так и говорят.

Гюстав спал не раздеваясь. Плеснув в лицо водой, он спустился в нижний зал.

Следы драки там уже ликвидировали, перевернутые стулья громоздились на столах, а пол подметала шустрая девчушка.

— На улице, — прошептал кабатчик.

Гюстав ощупал пояс. Непривычно было ощущать вместо двух привычных рукояток только одну. Стащил-таки кривоносый Джованни! Но сейчас было не до поисков пропавшего пистолета.

— Его кто-нибудь пасет?

— Да вроде нет.

Прикрывшись на всякий случай рукой (этот нехитрый прием не раз выручал его при внезапных ударах по голове), Гюстав вышел во двор.

По-прежнему моросил дождь. С неба в редкие разрывы облаков проглядывали лишь единичные звездочки, но ночь оставалась светлой.

— К человецем приветлив будь, — произнес кто-то твердым муромским говором.

— И к животинам милостив, — отозвался Гюстав.

У ворот обозначилась тень.

— За мною следуй, боярин. Шагах в двадцати. Если я попадусь альгвасилам, беги в рыбный порт, иди вдоль причалов. Тебя опознают. Понял ли?

— Понял. Вдоль причалов.

Но убегать не пришлось. Проводник оказался бывалым, патрули обходил легко. Хитрыми петлями он привел Гюстава к дальней пристани и тихо свистнул.

Под пирсом тьма сгустилась, легкий ялик будто всплыл из глубин и затабанил перед ними. Снизу протягивали руки.

— Хвоста нет, — прошептал проводник. — Навались, ребяты.

Весла ушли в воду без плеска, на совесть смазанные уключины не скрипели. Матросы были дюжие, отдохнувшие, гребли в полную силу.

Огни рыбачьей слободы, располагавшиеся сначала справа, начали перемещаться за корму. А по носу в серых сумерках вырисовывался силуэт небольшого двухмачтового судна, на котором мерцал один-единственный фонарь. Да и тот погас, как только ялик стукнулся о борт.

Не успел Гюстав подняться и на четыре ступени шторм-трапа, как был подхвачен и поставлен на слегка покачивающуюся поверхность.

— Пожалуйте сюда, съер.

На юте, в низкой кормовой надстройке, открылась дверь. Перешагнув коммингс, Гюстав оказался в слабо освещенном коридочике и впервые смог как следует разглядеть проводника, — высокого и, по-видимому, очень сильного мужчину с седыми волосами. Одет он был типично по-муромски — в подпоясанную рубаху, холщовые штаны и сапоги с высокими голенищами.

— Феодором меня кличут, — сказал проводник. — А твое имя мне ведомо.

Пустую глазницу Феодора пересекал глубокий шрам. Но его уцелевший глаз наверняка повидал очень многое.

— Хорошо. И где хозяин? — спросил Гюстав.

— А здесь, — Феодор открыл дверь и отступил, пропуская гостя.

В маленькой каюте за столом с бумагами сидел тот, кого Гюстав несколько лет назад спас. Он встал и спокойно протянул руку.

— Ну, здравствуйте, мой благородный рыцарь! Очень рад вас видеть.

— Здравствуйте, Мартин.

— Садитесь.

Гюстав сел и стал разглядывать хозяина. С тех пор как они расстались, тот заметно изменился. Загорел так, будто пару лет пролежал на бархане. Морщины у рта обозначились резче, глаза несколько запали. Но взгляд остался все тем же — острым, понимающим, грустным и веселым одновременно.

— Извините, что не смог прийти в таверну. Уж очень мною бубудуски интересуются, — сказал хозяин. — И вами, я полагаю, тоже? Мне сказали, что вы уже не служите его величеству.

— Так и есть. Свободен от присяги. Не думал, что вы об этом уже знаете.

— Капитан гвардии — фигура заметная.

— Даже слишком, — вздохнул Гюстав.

— Понимаю. В какой помощи нуждаетесь?

— Извините, я сразу перейду к делу. Мне нельзя оставаться в Покаяне.

Мартин кивнул.

— Никак нельзя. Это мы устроим.

— Когда?

— Прямо сейчас.

Мартин встал, выглянул в коридор и громко приказал сниматься с якоря. Потом вернулся на место и спросил:

— Ну а дальше что?

— Мне нужно попасть в Поммерн. А дальше — пока не знаю.

Гюставу показалось, что его ответ несколько удивил хозяина.

— В Поммерн?

— Да. У вас что, плохие отношения с курфюрстом?

Мартин рассмеялся.

— Совсем наоборот, очень неплохие. С некоторых пор я — померанский барон. И даже майор померанской разведки. Вас это не смущает?

— Не слишком. Ожидал чего-то подобного. Но в чем тогда проблема?

— Бригантина «Аонга», на которой мы находимся, не скоро попадет в померанский порт. Есть спешное дело. Когда вам требуется попасть в Поммерн?

— Не позже зимы.

— До зимы? Что ж, до зимы что-нибудь придумаем. А пока могу предложить вам чин гауптмана курфюрстенвера.

— Я не могу воевать против бывших сослуживцев.

— Жаль. Рано или поздно это сделать придется. Видите ли, иначе не свернуть шею сострадариям.

— Понимаю. Но — не могу.

— Ладно, не надо. Тогда предлагаю должность художника.

— Художника?

— Я помню ваши пейзажи. Они мне понравились.

— Благодарю, — сказал Гюстав. — И что я должен буду рисовать?

— То же, что и раньше — пейзажи. Нам предстоит длительное морское путешествие, много работы по картографированию и описанию дальних берегов. Будет здорово, если эти описания дополнятся зарисовками. Ну как, возьметесь? Времени на раздумья вам дать не могу, ответ нужен сейчас, поскольку мы уже покидаем гавань Ситэ-Ройяля. Контракт — не меньше, чем на два года. Жалованье…

Гюстав махнул рукой.

— Я слышал, что его высочество скупцом не является. И я вам верю, герр майор. Согласен.

— Не торопитесь. Есть и другой вариант. Вы будете просто моим гостем и высадитесь в первом попутном порту, который вас устроит.

— Это — благородное предложение. Но я хочу зарабатывать свой хлеб.

— Твердое решение?

— Да.

— Хорошо. Думаю, жалеть вам не придется.

— Почти уверен в этом. Но у меня есть одна важная просьба, от которой зависит все остальное.

— Говорите.