Томас Диш - Щенки Земли

— Вы читали это стихотворение? — спросил я.

Джордж кивнул, и спутанная прядь початочного шелка сползла на слабовидящие глаза, как бы подчеркивая его робость.

— Это не очень хорошее стихотворение.

— Нет, не думаю. — Руки Джорджа, которые до этого момента чем-то занимали друг друга у него за спиной, начали подкрадываться к его лицу. Они добрались до верхней части головы, чтобы убрать на место волосы, и замерли на макушке, как бы устроив для них западню. — Тем не менее это правда… их голоса можно услышать. Голоса тишины. Или дыхания, это одно и то же; Мордикей говорит, что дыхание — это тоже поэзия. — Руки медленно сползли на глаза.

— Мордикей? — повторил я все с той же настойчивостью. Тогда я не мог, и все еще не могу, избавиться от ощущения, что я слышал это имя — где-то, когда-то.

Однако это было то же самое, что разговаривать с кем-то в лодке, которую течением неотвратимо уносит прочь. Джордж вздрогнул.

— Уходите, — прошептал он. — Пожалуйста.

Но я не ушел, не ушел сразу. Я стоял перед ним, хотя он, казалось, совершенно перестал обращать на меня внимание. Он осторожно покачивался взад-вперед, с пяток на носки, затем снова на пятки. Его тонкие волосы шевелились под ровным свистящим дыханием вентилятора.

Он громко разговаривал сам с собой, но я смог уловить очень мало из того, что он говорил: «Утечки света, коридоры и марши лестниц… — У этих слов было какое-то знакомое звучание, но я не мог расставить их по местам. — Пространства бытия, блаженства ширмы».

Он резко отнял руки от лица и уставился на меня.

— Вы еще здесь? — спросил он.

И хотя ответ был самоочевиден, я сказал, что да, я еще здесь.

Даже в полутьме коридора его зрачки были расширены, и, возможно, именно это придавало ему такой унылый вид. Он снова приставил три пальца к моей груди.

— Красота, — внушительно изрек он, — не что иное, как начало чудовищной муки, которая, однако, нам всем не по плечу. — И с этими словами Джордж Вагнер выдал в это чисто евклидово пространство весь свой обильный завтрак. Почти тут же около нас оказались охранники, целый выводок черных наседок, которые дали Джорджу полоскание, вытерли пол и увели нас, каждого своей дорогой. Мне они тоже дали что-то выпить. Подозреваю, что транквилизатор; иначе у меня не хватило бы присутствия духа документально зафиксировать эту встречу.

Какой он все-таки странный! Фермер, цитирующий Рильке. Возможно, фермеры могли бы читать наизусть Виттера или даже Карла Сандбурга. Но «Дуинезские элегии»?

6 июня

КОМНАТА 34: бесстрастные цифры из нержавеющей стали приклеены к прозаической светлого дерева двери, а под ними белыми буквами, выгравированными на прямоугольнике черного пластика (вроде тех, на которых на одной стороне указывается имя банковского кассира, а на другой — ОБРАТИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, В СЛЕДУЮЩЕЕ ОКНО):

Мои охранники ввели меня внутрь и оставили на попечение двух строгих стульев, которые, с их плетенными из черной кожи спинками и сиденьями, натянутыми на планки из хромированной стали, были не чем иным, как абстрактными копиями — вплоть до запаха какого-то эфирного масла — самих охранников. Стулья от Гарли-Дэвидсона. Картины в тяжелых рамах (подобранные на радость этим стульям) распластались по стенам так, словно стремились стать невидимыми.

Др. Э.Баск широким шагом вошла в комнату и угрожающе протянула руку в мою сторону. Должен ли я ее пожать? Нет, это был жест, повелевавший мне оставаться на месте. Я сижу, села и она, положив ногу на ногу, ширк-шарк, и, поправляя краешек юбки, улыбнулась. Улыбка если не добрая, то заслуживающая доверия, чуть-чуть слишком тонкая, явно слишком подчеркнутая. Высокий чистый лоб и почти полное отсутствие бровей леди елизаветинских времен. Сорокалетней? Более вероятно, сорокапятилетней.

— Не судите меня за то, что не подаю руки, мистер Саккетти, но будет значительно лучше, если мы разделаемся с подобного рода лицемерием с самого начала. Вы ведь здесь не на отдыхе, не так ли? Вы заключенный, а я… Кто я? Я — олицетворение тюрьмы. Это начало честных, если не взаимоприятных отношений.

— Под честностью вы понимаете, что мне тоже будет позволено оскорблять вас?

— И без всякого для себя вреда, мистер Саккетти. Зуб за зуб. Либо непосредственно здесь, либо на досуге, в вашем дневнике. Я получаю вторую копию, так что можете быть уверены, все неприятное, что вам заблагорассудится сказать, будет сказано не напрасно.

— Я постараюсь не забыть об этом.

— Кстати, вам следует узнать кое-что о том, чем мы здесь занимаемся. Вчера вы познакомились с молодым Вагнером, но в своем дневнике умышленно воздержались от каких бы то ни было размышлений по поводу его более чем удивительного поведения. Хотя у вас наверняка имеются определенные соображения на этот счет.

— Они у меня наверняка имеются.

Др. Э.Баск поджала губы и постучала обломанным ногтем по конверту в ее бумагодержателе — снова досье Саккетти.

— Будьте искренны, мистер Саккетти, у вас должно сложиться впечатление, что поведение молодого Джорджа в целом было непоследовательным и, кроме того, должна возникнуть ассоциативная связь между этими непоследовательностями и некоторыми замечаниями относительно вашей здесь роли, которые мой коллега, мистер Хааст, позволил себе обронить. Короче говоря, не возникло ли у вас подозрение, что молодой Джордж является неким субъектом — одним из субъектов — экспериментальной программы, проводящейся здесь? — Она вопросительно приподняла одну из своих почти отсутствующих бровей.

Я кивнул.

— Вы могли и не догадаться — но при вашем уме это не трудно понять, — что молодой Джордж попал сюда добровольно. Видите ли, он дезертировал из армии во время отпуска в Тайрее. Обычная грязная история солдата с проституткой. Конечно, его нашли и осудили военным судом. Пять лет лишения свободы, согласитесь, мягкий приговор. Будь мы официально в состоянии войны, его бы могли расстрелять. Да, весьма вероятно.

— Значит, меня похитила армия?

— Не совсем так. Лагерь «Архимед» поддерживается субсидиями частного фонда, хотя в отношении необходимой секретности мы совершенно автономны. Один-единственный член правления фонда точно знает природу нашего исследования. Для остальных — и для армии тоже — мы подпадаем под эту всеобъемлющую категорию совершенствования вооружений. Подавляющая часть персонала — большинство охранников, да и я сама — откомандирована сюда из вооруженных сил временно.

После этой информации все ее внешние особенности — ухоженное лицо почти без макияжа, строгие манеры, неженственный голос — слились для меня в живой образ.