Джордж Мартин - Звезда смерти

На этот раз было похуже, чем все что было до этого. Прежде всего: солнце уже заходило и ветер был холодный, как лед. Почти у каждого из нас было по нескольку (пусть не тяжелых) ран, которые здорово мешали на подъеме. Кила была бледна как мел, но не щадила сил. Хендрикса мучила горная болезнь и мне приходилось помогать ему. Правда, онемевшая от удара раненная рука не позволяла себя натруждать.

Это была широкая отвесная скала, в сравнении с которой мы походили на крохотных насекомых, цеплявшихся конечностями за неровности камня. Я гордился, что первый веду здесь людей.

К тому времени, как мы поднялись на тридцатифутовую стену и карабкались вдоль уступа, где мы могли вновь напасть на след — я почувствовал, что мне пора смениться. Когда все подтянулись, я поменялся местами с Ларрисом, державшимся лучше, чем самый профессиональный альпинист.

Он тихонько произнес:

— Мне показалось, вы сказали: был след?

Я растянул рот в том, что как я полагал, можно было назвать усмешкой — но не вполне справился с этим.

— Для Следопытов — слишком высоко. И ни один из них еще не ходил этим путем.

Сейчас мы медленно перебирались через снега. Раз или два пробарахтывались сквозь сугробы, а затем короткая сильная вьюга минут на двадцать лишила нас зрения. И мы, схватившись друг за друга, пережидали ее, борясь с ветром и ледяным дождем со снегом.

Ночью мы остановились в расщелине, почти не занесенной снегом, высоко над линией деревьев, где были только низкорослые шипастые кустарники. Мы срубили часть из них и свалили в кучу, чтобы как-то защищаться от ветра и улеглись под ними. С сожалением мы все вспоминали уют прежнего лагеря, покинутого нами.

Эта ночь осталась в моей памяти, как одна из самых жутких. Если не считать звона в ушах, высота не волновала меня — но другие переносили ее не так хорошо. У нескольких человек была сумасшедшая головная боль, рана Килы, должно быть, доставляла ей страшные неудобства, Хендрикса одолела горная болезнь в самой страшной и мучительной форме — сильные судороги и тошнота. Я был доведен до отчаяния всем этим, но ничего не мог поделать. Единственным средством был кислород или более высокое давление, но это было не в моих силах…

Под пронизывающим ветром, тесно прижавшись друг к другу — мы согревались теплом тел, укрывшись одеялами. Перед тем, как пристроиться сбоку от Хендрикса я огляделся и увидел девушку, улегшуюся чуть в стороне от остальных. Я собрался позвать ее, но Хендрикс меня опередил.

— Ползи сюда, девочка. — И добавил холодно, но не безразлично. — И пусть тебя не беспокоит всякая чепуха.

Кила коротко усмехнулась и я понял, что она решила: безнадежно объяснить что-либо этому здоровяку, который так туп во всем, касающемся дарковерского этикета. Ее голос был резок и отрывист:

— Она меня не беспокоит… — и распутала тяжелую накидку перед тем, как сползти в наше гнездо из одеял.

Ее мышцы были сведены судорогой и она была холодная как ледышка, несмотря на одеяло, которое укутывало ее. Мы были притиснуты друг к другу и голова Килы покоилась на моем плече. Сквозь полудрему я почувствовал, как она в поисках теплого места свернулась калачиком и прижалась ко мне. Я вдруг отчетливо осознал, что чувствую ее близость, причем, как ни странно, с благодарностью.

Девушка конвульсивно вздрагивала и я прошептал:

— Бок болит? Тебе холодно?

— Немного. С тех пор, как я была в таких высотах — прошла уйма времени. Но вот что у меня не выходит из головы: эти женщины…

Хендрикс закашлялся, неловко дернувшись.

— Я не пойму: эти создания, что на нас напали — они что, все бабы?

Я объяснил:

— Среди Людей Неба, как и повсюду, рождается больше женщин, чем мужчин. Но Следопыты так регулируют свою жизнь, что у них нет свободного пространства в Гнезде для лишних женщин. Так, когда девочка по их меркам достигает зрелости, другие женщины вышвыривают ее из города пинками, и она бродит в лесах, пока какой-нибудь мужчина не предъявит на нее свои права и не приведет ее с собой. Тогда ее не могут никуда выслать, хотя, если она не рожает детей, ее могут сделать прислугой остальных его жен.

Хендрикс издал возглас возмущения.

— Вы думаете, это жестоко? — С неожиданной страстью спросила Кила. — Но ведь в лесу они могут жить и находить себе пищу. И не умрут голодной смертью. Многие из них предпочитают лес жизни в Гнезде. Они прогонят любого мужчину, подошедшего слишком близко к ним. Мы, кто называет себя «гуманистами», зачастую не делаем для наших женщин даже этого.

Она замолчала, вздохнув с затаенной болью. Хендрикс ничего не ответил, лишь как-то неопределенно хмыкнул.

Некоторое время я пытался собрать все силы и забыть, что рядом лежит женщина, после чего сказал:

— Давайте прекратим разговоры. В отличии от нас другие хотят спать.

Через некоторое время я услышал храп Хендрикса и спокойное дыхание Килы. Сонно прикинул, что стал бы чувствовать Джей в подобной ситуации. Он, который ненавидел Дарковер и избегал всяких контактов с нелюдями — он лежит между Свободной Амазонкой и полудюжиной вообще не поймешь кого.

Мне пришлось отказаться от этих мыслей из опасения, что это может как-то пробудить доктора Элисона в наших с ним мозгах. Но надо было о чем-то думать, лишь подавить сознание того, что ее голова покоится на моей груди и ее дыхание щекочет мне шею. И только немалым усилием воли я не дал своим рукам скользнуть на ее груди, теплые и хорошо ощутимые под свитером.

Удивительно, почему это Форс назвал меня недисциплинированным? Я не смел рисковать своим лидерством, совершая поползновения к нашему наемному проводнику, женщине, Амазонке или кто она там.

Каким-то образом девушка превратилась в точку, на которой сконцентрировались все мои мысли. Она была не из штата Терранской Штаб-квартиры, не принадлежала к тому миру, который мог знать Джей Элисон. Она полностью принадлежала Джейсону, моему миру. Я погрузился в грезы — как я преследую, скользя по древесным тропам, отдаленную фигурку девушки, изгоняемой из Гнезда воплями и проклятьями. Где-то в листве я нахожу ее и мы возвращаемся в город. Голова ее увенчана красными листьями избранницы и те женщины, кто бросал ей вдогонку камни, окружают и приветствуют ее. Изгнанница глядит через плечо глазами Килы, затем женские очертания расплываются и между нами на тропе стоит доктор Форс: древняя эмблема на его куртке, как красный жезл. Хендрикс в своей униформе угрожает нам бластером, а Регис Хастур тоже вдруг оказывается в форме Космической Службы и говорит: «Джей, Джей Элисон…» А древесная тропа раскалывается и рушится у нас под ногами — мы летим с водопадом, все вниз, вниз…