Роберт Уилсон - Ось

Трех женщин вокруг себя — миссис Рэбка, Сьюлин и Диану — он видел тоже перед собой, но их свечение было намного слабее. Айзек догадывался: это из-за курса Четвертых, благодаря которому в них просочилось немножко — совсем немножко — той жизни, что была в гипотетиках. Они выглядели расплывчато, как фонари в тумане, тогда как он себе казался сияющим прожектором.

Еще он видел, как падает пепел за окном. Для него это был звездный танец, где каждая звездочка сияет своим светом и теряется в общем сиянии. Но, какими бы яркими они ни были, он видел и то, что за ними, — особенно на западе.

Бесплотно-хрупкие машины гипотетиков падали не по случайным траекториям. Эти траектории сходились в том месте, где из толщи пустынных пород прорастало и поднималось что-то совсем древнее. Оно лениво ворочалось, как сонный бегемот, и опрокидывало буровые вышки, ломало насосы и трубы. Земля тряслась. Оно шевелилось снова и снова, по мере того как падал пепел, словно откликаясь на какие-то неведомые сигналы и оживая.

Вот оно заворочалось опять, как свирепый зверь. Земля уже не дрожала. Она ревела. Айзек-человек ничего не видел и не слышал, зато другая его часть внимала стону сдавленной до предела и надломившейся скалы, на которой стоял дом, слышала грохот осыпающихся стен. Айзек снова ощутил в горле едкий воздух, дышать стало трудно и больно. Но это не имело значения для той его части, что умела видеть.

Это машина, проносилось у него в голове. Огромная машина, рывками поднимающаяся из-под земли в темной пустыне в сотне или больше миль к западу. Это машина — но она живая. Машина, но живая. Эти понятия не исключают друг друга. Голос в нем — тот, что прежде был голосом Джейсона Лоутона, — произнес: «Живая клетка ведь тоже белковая машина». То, что падает с неба, и то, что встает из-под земли, — тоже жизнь, только иначе устроенная.

То огромное, что взламывало землю на западе, напоминало Арку, судя по тем изображениям, что Айзеку доводилось видеть. Это было гигантское полукольцо из той же материи, что и пепел, только уплотненной и по-другому структурированной, чье молекулярное строение опровергало все законы природы. У Айзека не было слов для ее описания, но память Джейсона Лоутона подсказала ему слова: «сильные и слабые взаимодействия». Арка завораживающе мерцала, как радуга, переливаясь оттенками, которым нет названий. Это была Арка, предназначенная для перехода, но она не вела ни на какую другую планету.

И сейчас через нее проходило нечто. За ней зияла чернота, в которой ничего не мог различить даже Айзек, а над ней поднимались к звездам сияющие облака.

Толчки следовали один за другим, не переставая. В кромешной темноте это вызывало непереносимый ужас. Первые секунды Диане как-то удавалось еще с ним справляться, мысли ее все еще крутились вокруг брата Джейсона. А потом здание начало рушиться.

Поняла она это по неожиданному удару и резкой боли в шее и правом плече. Она не успела даже сообразить, что это, и потеряла сознание. Пришла она в себя от боли и тошноты. Она задыхалась, чуточку воздуха ей удалось поймать ртом, но совсем чуть-чуть.

— Не двигайтесь, — услышала она чей-то гортанный голос.

Кто это, миссис Рэбка? Нет, наверно, Сьюлин Муа. Диана попыталась ответить ей, но не смогла из-за спазмов в бронхах. Она попробовала сесть, или хотя бы повернуться на бок, чтобы не вытошнило на себя. Но оказалось, что левая половина ее тела размозжена, мертва и ни на что не годна.

— На вас обрушилось полпотолка, — сказала Сьюлин Муа.

Диана подавилась тошнотой и ее едва не вырвало. К счастью, спазм отпустил и земля тоже успокоилась — толчков больше не было. Она собралась было оценить свои телесные повреждения, но ее ум был слишком для этого затуманен, а тело нуждалось хотя бы в глотке свежего воздуха. Ей было больно. И страшно. Не смерть как таковая ее страшила, а то, как она приходит к ней. Кто и почему решил, что ее жизнь должна оборваться сейчас, вот здесь, под завалами.

Она снова подумала о Джейсоне. Откуда эти мысли о Джейсоне? Потом вспомнила о Тайлере, своем покойном муже. Но думать ей стало совсем трудно, и она снова потеряла сознание.

Айзек понимал, что Диане очень плохо. Это было видно даже в темноте, по ее угасающему внутреннему сиянию. По сравнению со Сьюлин Диана выглядела задутой свечой.

Но ему сейчас было сложно думать о ней. Его завораживал тот невидимый пейзаж, что представал его глазам. Завораживал — потому что он сам был частью его, он им становился. Но… это могло подождать. Теперь, когда из молекул машин гипотетиков, из магмы пород и гранита, из памяти, на западе собралась новая Арка, — можно было позволить себе передышку. Серое одеяло пыли, покрывшее землю на много-много миль вокруг, готовилось к новой стадии перехода. На это потребуется время, и ему надо было только подождать.

Миссис Рэбка и Сьюлин Муа были поражены, когда он вдруг пополз по рухнувшим балкам, обломкам гипсокартонных стен вентиляции и монтажной пены туда, где лежала Диана. Ее придавила огромная балка. Легкие Айзека тоже с трудом выносили затхлый воздух, а рот был полон пыли, но он хотя бы мог дышать, а Диане это явно давалось с трудом. Он подполз к ней и сказал, что его тоже что-то стукнуло по голове. Он стал гладить ее по волосам, как это делала с ним миссис Рэбка, когда он болел. Но над левым ухом Дианы в том месте, которого коснулась его рука, оказался липкий провал. Он отдернул руку, почувствовав, что измазался чем-то клейким.

Тайлер Дюпре умер в один из дней нескончаемого экваторианского августа.

Диана отправилась с ним просто погулять на крутой холм на побережье, чтобы посидеть на самой его вершине и полюбоваться лесом — его темно-зеленым покровом, скатывающимся по склонам к берегу моря.

Оба они были уже немолоды по любым меркам. Большую часть своей затянувшейся жизни они прожили, уже будучи Четвертыми. Тайлер периодически жаловался па усталость, но все равно исправно выезжал к пациентам. В основном это были молодые рабочие, трудившиеся на кладбище кораблей, где травматизм не был редкостью, или жители деревень минангкабау, среди которых они с Дианой поселились. В тот день он сказал, что чувствует себя отлично. Он настоял на дальней прогулке, о которой говорил, что это «самые большие каникулы, какие он может себе позволить». Диана отправилась с ним наслаждаться прохладой в тени деревьев, понежиться на солнце на горном лугу, но бдительности при этом не теряла.

Дело в том, что у Четвертых обмен веществ происходит гораздо интенсивнее, чем у обычных людей, хотя и сбалансирован идеально. Четвертые выдерживают любые перегрузки, но, как и у всего живого, запас их жизненных сил не безграничен. Жизнь нельзя продлевать бесконечно, у всего есть свой срок. С Четвертыми обычно бывало так, что если они умирают, то делают это сразу.